ГЕНДЕРНАЯ АСИММЕТРИЯ ПОЛИТИКИ: НЕИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ

Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф

Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

АВТОРЕФЕРАТЫ ДИССЕРТАЦИЙ ДОКТОРА ПОЛИТИЧЕСКИХ НАУК

Во «Введении» обосновывается актуальность темы, характеризуется степень ее изученности, формулируются цель и задачи исследования, определяются объект, предмет, источниковая база работы, отмечается ее новизна и практическая значимость, показывается апробация основных идей и результатов диссертации.

В первой главе «Изучение гендерной асимметрии политики: теории и методы» рассмотрены теоретико-методологические предпосылки возникновения гендерной политологии (§1), концептуализация гендерной асимметрии в конвенциональной и гендерно ориентированной политической науке (§2), методология исследования и авторское понимание проблемы (§3).

В первом параграфе «Концептуальные основы гендерных исследований в политической науке» внимание сосредоточено на выявлении теоретико-методологических истоков гендерной политологии. Гендерная политология – новое направление политического знания в современной России, предметная область которой – теоретический и эмпирический анализ норм, характера и практического влияния политического участия мужчин и женщин, раскрытие факторов асимметрии этого участия и обоснование ценностно-нормативных и институциональных возможностей их нейтрализации.

Непосредственно факт развития этой области исследования в отечественной политической науке обязывает к анализу интеллектуальных предпосылок ее возникновения: теорий феминизма и междисциплинарных концепций гендерных исследований. Анализ проводится на основе осмысления функциональности этих теорий применительно к сфере политики.

Осуществляя анализ феминистской мысли, автор исходит из убеждений об особой значимости феминизма (предтечи гендерных исследований во всех областях обществознания) для политических исследований. Феминистская теория, рождавшаяся в ходе движений за гражданские права женщин, априорно возникает сначала как политическая, а затем уже приобретает широкую социально-философскую направленность. В параграфе проинтерпретированы: идеи либерального феминизма в качестве иллюстрации политической маргинальности женщин в условиях формального предоставления либеральными демократиями гражданских свобод вне учета возможностей для их реализации у некоторых групп; принципы социалистического феминизма и идеология социал-демократии, наиболее благоприятствующая гендерному равенству; «предгендерные» представления радикального феминизма, впервые обозначившие методологию политизации частной сферы жизнедеятельности как способа устранения гендерной асимметрии; принципы психоаналитического феминизма, под влиянием которых начинается осмысление воздействия женского социального опыта на политические процессы; идеи отношений стратификации «черного» феминизма, осознаваемые современными политиками не только в перспективе пола, но и в ракурсе ликвидации дискриминации по другим социальным критериям; логика постмодернистского феминизма, значение которой политологи видят в методологии всестороннего анализа многообразия социального пространства.

Демонстрируя значение феминистских выводов для политического знания, автор указывает на феминистские расхождения в определении предмета и методологии анализа. То есть, осмысляя основы иерархичности, феминисты сталкиваются с проблемой различий между мужчинами и женщинами, приводящих к неравенству и одновременно с проблемой сходства, позволяющего это неравенство нейтрализовать. Это положение и привело к тому, что возникшее в 70-х годах XX в. на Западе направление науки – феминистская политическая теория некоторое время находилась в состоянии методологической эклектичности, что препятствовало институционализации нового знания в академической науке.

Разрешение феминистских противоречий произошло в 1980-е годы благодаря возникновению гендерной науки и, непосредственно, потенциалу концепций социального конструирования гендера.

Анализ теорий социального конструктивизма (П.Бергер и Т.Лукман, И. Гоффман), классических гендерных конструктивистских подходов, возникших на их основе (К. Уэст и Д. Зиммерманн, Дж. Лорбер, Дж. Хубер), классификации гендерных теорий Р. Коннелла, позволил выделить основные принципы теорий социального конструирования гендера:

•гендерные отношения социально сконструированы; представляют собой отношения социальной стратификации; способны к трансформации посредством реформирования социальных практик.

Логика концепций социального конструирования гендерных отношений подразумевает аспекты исторического создания гендера. На основе интерпретаций трудов западных и отечественных гендерных историков (Дж. Скотт, Дж. Келли, Н.З. Дэвис, Л.П. Репиной, Н.Л. Пушкаревой) выделены базовые принципы исторического гендерного анализа:

•подтверждение наличия гендерных отношений во всех «временах и культурах»; доказательство многообразия ролей женщин в различных сферах жизни; иллюстрация оформления норм социальных в нормы юридические; демонстрация трансформации гендерных ролей, сознания и социальных стереотипов в ходе исторического развития, а также интерпретация факторов, обусловливающих эту трансформацию.

В ходе анализа означенных выше теорий осуществлялась экстраполяция их выводов на гендерные отношения в сфере политики. Соотнесение теорий с соответствующими фрагментами политической реальности позволило предметно верифицировать теории и обнаружить потенциал конструктивистского анализа для гендерной политологии. Итак, теории социального конструирования гендера и принципы исторического увековечивания гендера объясняют причины «количественного» аспекта гендерной асимметрии – меньшего числа женщин во властных структурах или гендерные результаты голосования. Среди этих причин: конструирование разницы гендерной политической активности, отличающейся степенью значимости политики в шкале ценностей мужчин и женщин; возможности/препятствия построения политической карьеры, опосредованные институциональными, политическими и поведенческими факторами; непосредственно неинституциональный фон, влияющий на воспроизводство гендерных отношений в политике. Таким образом, гендерный анализ не просто констатирует гендерную разницу аспектов жизнедеятельности, но выясняет механизмы возникновения неравенства в гендерных отношениях с целью снятия иерархии в этих отношениях.

Наиболее отчетливо, по мнению диссертанта, можно продемонстрировать аналитические возможности гендерного подхода, применяя его к представлениям конвенциональной политической теории и осмысляя его функционирование непосредственно в гендерных исследованиях. Реализации означенной задачи посвящен второй параграф «Гендерная асимметрия как предмет анализа конвенциональной и гендерной политологии».

Гендерный анализ ковенционального политического знания проводился на основе интерпретации текстов классиков политической мысли с античности до наших дней. При этом, основной акцент ставился на политические сочинения XX в., так как именно в этот период времени женщины обрели право политического участия, что не могли не обозначить в своих трудах политологи (Г. Лассуэлл, М. Дюверже, Р. Лэйн, Ю. Хабермас, Дж. Ролз). Многоаспектность поднимаемых в этих сочинениях проблем заставила автора выделить проблематику, интерпретирующую и аргументирующую представления ученых о гендерной асимметрии политики. Такой проблемной областью предстала концепция разделенных сфер жизнедеятельности общества, понимаемая с гендерных позиций как ресурс создания неравенства.

Анализ показал гендерную нейтральность конвенциональной политологии: исключение женского опыта из классических и современных исследований основано на представлениях о разделенных сферах социума на публичную/доминирующую (мужскую) и приватную/подчиненную (женскую). Эта «мистическая демаркационная линия» (по В. Вульф) служит причиной политического аутсайдерства женщин и отражается в конвенциональной теории. «Патриархальные умолчания» (по С.А. Ушакину) политической науки (особенно современной) с одной стороны отражают наличие гендерной поляризации и биологического эссенциализма в общественном сознании, но с другой – противоречат реальности, в которой гендерные различия влияют на политические процессы, а, следовательно, требуют осмысления. Эффективность последнего вероятна в пределах гендерной политологии. Одной из основ включения этой науки в пределы уже оформившегося политического знания, стало именно последовательное теоретическое нивелирование границ между «разделенными сферами».

Анализ основных подходов к изучению причин, факторов устранения и последствий гендерной дивергенции, выработанных в зарубежной и отечественной гендерной политологии дает возможность автору выделить в общем виде два типа теорий гендерной асимметрии: «институциональные» и «социально-нормативные/культурные».

В концепциях «делиберативной демократии» (С.М. Оукин, К. Пейтман), «политики присутствия» (Э. Филлипс), «политических и правовых институтов» (П.Норрис Дж. Ловендуски, Е.В. Кочкина, Л.Н. Завадская) возможность гендерного равенства обосновывается более фактором включения гендерной политики в политическую программу государства.

В теоретических конструктах «политической интеграции» (В. Шапиро), «маргинальности женщин» (В. Клейн), мультикультурализма (С. Бенхабиб), «гендерных стереотипов» (Дж. Киркпатрик и Б.А. Кэролл), моделях матернализма (Дж. Б. Эльштайн, С. Раддик, С.А. Ушакин), в «онтологической безопасности ″самости″» (Н.А. Завершинская), в гендерной критике дихотомных политических понятий (С.М. Оукин) акцентуация расставлена на культурных истоках гендерной асимметрии. По этой причине в означенных изысканиях репрезентируется эффективность женского опыта и участия для социально-политической сферы.

Вместе с тем социокультурные концепции не «выносят за скобки» необходимость институциональных трансформаций, а институциональные концепции – неинституциональный аспект неравенства полов. Это позволяет выводить методологические матрицы структурной реконструкции гендерных отношений в политике. В таком контексте гендерный порядок рассматривается с позиций неоинституционализма и системного устранения гендерной асимметрии (С.Г. Айвазова); комплексного анализа гендерной системы (Е.А. Здравомыслова, А.А. Темкина); подходов к гендерному равенству как фактору мирового социально-политического баланса (Дж. Э. Тикнер, Н.М. Степанова, Н.А. Шведова).

Представленное автором в пределах настоящего параграфа соотношение гендерных политических теорий с социальными (Э. Гидденс, П. Бурдье) и политологическими концепциями (А. Лейпхарт, Дж. Дьюи, Р. Даль) позволяет конкретизировать и детализировать гендерные подходы. Проблемные поля выше обозначенных теорий и гендерных исследований – анализ принципов социального равноправия – совпадают, но не перекрывают друг друга.

Очевидная междисциплинарность гендерной политологии предполагает поиск общих методологических принципов гендерных и политических исследований, способствующих продуктивности научного познания. Поэтому в третьем параграфе «Методология исследования гендерной асимметрии политики» на основе анализируемых ранее научных подходов излагается авторская версия включения гендерных изысканий в политические и представляется методология настоящего исследования.

Отправной точкой методологического «синтеза» являются центральные исследовательские ориентиры этих наук – осмысление сущности и механизма властных отношений в обществе и сути непосредственно феномена политики.

Логика совмещения означенных установок следующая: несмотря на то, что с точки зрения политологии власть в гендерных отношениях может определяться как несовершенная (по Аристотелю), возникающая в неполитических сферах (культура, социетальность), ее возможно ввести в структуру власти политической. Это позволяют значения феномена политики, из массива которых целесообразно выделить определение политики как «принятия общих решений о судьбах людей» (по К. Дейчу) и интерпретации политики как вида активности социальных субъектов. При этом основной формой активности и предстают отношения власти.

Смысл первой дефиниции созвучен гендерным трактовкам политики в качестве сферы представления публичных и частных интересов, составляющих единые социальные интересы. В таком контексте следует отметить понимание современной политики как «направленной на активное преобразование общественных отношений и диалог альтернативных политических практик» (по А.С. Панарину). Очевидная здесь общность мировоззренческих позиций и предметных полей оправдывает, по мнению автора, включение гендерного дискурса в границы политического.

Соотношение «политической власти» и «власти в гендерных отношениях», по мнению диссертанта, возможно на основе следующих ключевых характеристик власти: культурных оснований властвования и присутствия властных отношений во всех областях человеческой деятельности. Сообразно теории социального конструирования, культурными основаниями власти служат гендерно иерархические традиции, стереотипы, нормы, присутствующие во всех сферах, в том числе и в политике. Таким образом, differentia specifica означенных областей знания становится определение отношений власти. Однако анализ гендерных отношений власти подразумевает большую конкретизированность в определении объектно-субъектного уровня и в наличии факторов, способствующих формированию властного баланса. Также автором обозначаются и другие причины гендерной асимметрии политической власти: ограниченное количество «политических мест» и свойство корпоративности – стабильность участия в организации («заряженность в обойму»), благоприятствующее традиционно одной гендерной группе.

Отдельное внимание в данном параграфе уделяется характеристикам ключевых категорий настоящего исследования – «социально-политический институт» и «гендерная асимметрия». В определении первого из них автор придерживается понимания данного феномена М. Дюверже, а именно, института как «модели человеческих отношений», с которых воспроизводятся связи и образцы действия и поведения. При этом, именно социальная природа политических институтов обуславливает их стабильность.

Сообразуясь со сказанным выше, автор предлагает общую и расширительную трактовку понятия «гендерная асимметрия политики». В общем виде гендерная асимметрия определяется как неравенство социально-политических статусов мужчин и женщин в политической сфере. В более узком значении гендерная асимметрия представляет:

•характеристику приоритета мужской политически-значимой позиции над женской в традиционных, исторически сложившихся гендерных нормах;

•количественно меньшую политическую представленность женщин;

•асимметричность институциональных возможностей для реализации политических амбиций мужчин и женщин, которую создает «гендерная метафоризация» (по Т.Б. Рябовой) или перенос качеств, приписываемых мужчинам и женщинам, на политические институты.

Таким образом, изучение гендерной асимметрии современного политического процесса требует комплексного анализа неинституциональных и институциональных факторов, влияющих на формирование, воспроизводство и выравнивание процесса. При этом автор подчеркивает, что медленно изменяющиеся культурные дискурсы детерминируют гендерную асимметрию.

В параграфе раскрываются также следующие базовые понятия диссертации: гендерное равенство как антитеза гендерной асимметрии; женщины; гендерные стереотипы, традиции, обозначены принципы гендерного подхода к изучению политической культуры и социализации.

Круг проблем, обсуждаемых в рамках второй главы «Гендерное измерение политической истории: ретроспектива европейского общества», замыкается на анализе социально приемлемых (§1) и общественно недопустимых (§2) формах женского политического участия и поведения в условиях отсутствия избирательного права и строжайшей регламентации, установленной системой гендерной иерархии. Исторический политический опыт женщин представлен как источник гендерной асимметрии современного политического процесса – традиция или «историческая» память общества.

Основным понятием, посредством которого интерпретируется политическое участие женщин, выступает дефиниция «власть женщин» (women’s power). Данный концепт используется в исторических трудах, посвященных изучению проблемы «гендер и власть» в различных сферах европейского общества в период от средневековья/раннего нового времени до возникновения первых феминистских выступлений (XVIII в). Этот аспект повлиял на выбор хронологических и географических рамок настоящего параграфа: политическая деятельность женщин рассматривается на конкретно-историческом материале, который демонстрирует наиболее характерные ее примеры в крупнейших европейских странах от средневековья до XIX в.

По мнению автора, обоснованием релевантности указанного термина политическому анализу, становится соответствие women’s power смысловому значению одного из ключевых понятий, раскрывающих политическую власть. Из ряда определений: authority – авторитет, господство, основанные на легитимности, influence – влияние и power – властное могущество вообще/способность каким-либо образом воздействовать на поведение других, последнее позволяет характеризовать обладание женщинами, в редких случаях наделенных легитимным авторитетом, каналами политического влияния. Поскольку неофициальность участия в том или ином процессе предполагает разработку поведенческих стратегий, позволяющих приспособиться неформальным акторам к господствующим правилам поведения, конструкт «власть женщин» подразумевает также стиль женского поведения, способствующий реализации «частного» опыта в публичной сфере.

Возможностями неформального политического участия в исследуемый период времени были: религиозная деятельность; фаворитизм; завуалированная политическая активность женщин монаршей семьи; институт салонов. Так, статус аббатисы, позволял оказывать влияние не только на монахинь, но и на вышестоящих по социальной лестнице, персон, как правило, мужчин. В период средневековья, когда религиозное мировоззрение определяло социально-политическое бытие, вышеозначенная деятельность женщин имеет основания расцениваться в качестве политической. Значимость роли фавориток в управлении общественными делами позволила В. Парето отнести их к политической элите, а современным элитологам – охарактеризовать подобный тип политического управления «элитой косвенного влияния». Аналогичной оценки заслуживает придворная и межгосударственная политика женщин монарших семейств. Реальное воздействие на социально-политическую действительность оказывали женские салоны, ставшие в Новое время площадкой апробации прогрессивных идей и способствующие формированию коллективной идентичности женщин, впоследствии выразившейся в феминистских выступлениях. В данном контексте выделяется и такой тип женской политической активности как участие в движениях народного протеста. Некоторые женские петиции к властям содержали первые аргументы в защиту политических прав женщин.

Тем не менее во всех вышеперечисленных случаях «власти женщин» имманентным атрибутом последней становилось строгое соблюдение женщинами правил поведения, присущих гендерной системе норм.

Единственно легальным способом обретения женщинами политической власти являлся монарший сан. Однако и перед женщинами-правительницами стояла дилемма выбора модели поведения, позволяющей добиться эффективности воздействия на поданных, претензии которых зачастую сводились именно к полу монаршей особы. Помимо этого, выступление женщины в роли главы страны вызывало многочисленные интеллектуальные интерпретации современников-мужчин, чаще всего мизогинистские. Анализ выбираемых монаршими особами моделей властвования демонстрирует распространенность поведенческих манипуляций – «сочетание двух тел» или «политический унисекс», определяемых автором как поведенческие стратегии женщин в политике, обусловленные влиянием патриархатной политической культуры и означающие нивелирование феминных и доминирование маскулинных черт поведения в политической деятельности.

Таким образом, и при неформальном, и при официальном властвовании, политические амбиции женщин обязаны были проявляться в завуалированном виде, а сами женщины – придерживаться предписываемого им обществом поведения, маркированного как подчиненное. Выход за рамки поведенческих нормативов, отстаивание женщинами права на признание их деятельности влекли за собой негативные социальные аттитюды и оценивались как девиация. Иными словами, главным условием реализации женщин в политике становилось принятие «во внимание возможностей своего пола».

Неординарные случаи открытого участия женщин в политической жизни наиболее отчетливо проявились в эпоху Просвещения. В данный период (особенно со второй половины XVIII в.) некоторые женщины осуществляют сознательные попытки самостоятельного и открытого политического участия. Это женщины, обладающие творческими способностями и научными знаниями, выдающиеся умом и здоровыми амбициями, стремящиеся реализовать свой талант – интеллектуалки своего времени.

Анализ процесса самовыражения женщин осуществляется на основе методологии персональной (биографической) истории. Гносеологический потенциал последней позволяет через призму индивидуальных случаев конкретизировать ряд аспектов: увидеть феномен гендерной асимметрии власти не в виде «некоей простой абстракции», а в качестве реально существующей; изучить содержание гендерных и политических требований женщин в зависимости от разницы их социальных статусов; рассмотреть гендерные роли как исторически изменчивые; проследить трансформацию гендерных традиций через их реконструкцию в индивидуальной деятельности.

Подбор персоналий для исследования осуществлялся автором на основе следующих параметров: степень политического влияния женщин; отражение в индивидуальных судьбах общей атмосферы женского вопроса; значимость интеллектуального наследия для современной политологии; факт «первенства» легального феминизма и политической активности интеллектуалок. Практически каждая из них является либо родоначальницей феминистских идей, либо впервые в истории выступает в роли политического лидера. Согласно этим критериям в работе анализируется политическая деятельность англичанок М. Уоллстонкрафт – основательницы либерального феминизма и представительницы левого крыла английского радикального движения и К. Маколей – ученого-историка, впервые изложившую историю Англии с республиканских позиций; француженок М. Ролан – негласного лидера партии жирондистов, О. де Гуж – автора первого феминистского манифеста – «Декларации прав женщины и гражданки», Ж. де Сталь – писательницы, противницы авторитаризма Наполеона.

Экстраполяция индивидуального опыта женщин, открыто заявляющих о своих амбициях на равноправие в область коллективного гендерного опыта, показывает неприятие обществом нарушения патриархатных основ жизнедеятельности. Общественное сознание было закрыто для «инноваций», традиционно считая единственно возможной нормой мировоззрения мужскую ментальность, а единственным значением культуры – гендерную асимметрию.

Сообразно этому поведение всех женщин отличалось амбивалентностью: потребность в политической реализации представлялась естественным и необходимым самовыражением, но одновременно вызывала чувство опасности перед нарушением гендерных предписаний. Тем не менее, по мнению автора, политическое и творческое самовыражение интеллектуалок – образец гражданского поведения, демонстрирующий социальную ответственность за общественное положение женщин и означающий начала изменений традиций. Таким образом, анализируемые в главе женские поведенческие модели прошлого – истоки и некие стандарты конкретных видов политического поведения настоящего.

Третья глава «Политическая интеграция женщин: влияние гендерного фактора» посвящена анализу неинституциональных причин создания и возможностей устранения гендерной асимметрии при помощи института образования (§1и §2), гендерной разнице политической активности (§3).

В первом параграфе «Политическая социализация: пределы и возможности трансформации гендерных стереотипов» предпринята попытка раскрыть природу гендерной асимметрии сквозь призму политической и гендерной социализации. По мнению автора, на гендерные пределы и возможности «вхождения человека в мир политики» оказывают наибольшее влияние три системных фактора: историческое наследие гендерного неравенства; современные стандарты гендера, их легитимация в семье и на уровне социальных институтов, индивидуальное восприятие; непосредственно политические факторы, а именно – идеология.

Сообразно представлениям Е.Б. Шестопал о «конкретно-историческом характере взаимодействия человека и политики» показывается влияние длительного отчуждения женщин от политики и гендерных традиций на процесс адаптации к новым социально-политическим ролям, полученным в результате обретения гражданских прав. При этом детерминирующий – гендерный фактор. Так, именно гендерный статус благоприятствовал политической ресоциализации мужчин по различным социальным причинам также получившим право голоса только в XX в. Женщинам в той же ситуации приходилось доказывать равноценность своего политического участия мужскому. Кроме того, многие женщины, придерживаясь нормативных убеждений, демонстрировали негативные взгляды на женскую политическую активность. Отчетливо это проявлялось в ходе антисуфражистских движений конца XIX – начала XX вв. Патриархатные установки оставались весьма устойчивы в сознании женщин практически до середины XX в. (что и позволяло политологам характеризовать политическое участие женщин несамостоятельным и консервативным).

Автор считает, что рассматривать политическую социализацию женщин как процесс включения в политику в качестве влиятельных акторов следует с конца 1970-х–80-х гг. С одной стороны – это воздействие женского движения и возникновение целенаправленных государственных политик равенства; с другой – этот момент стал «границей» оптимального временного промежутка для ресоциализации женщин. Фиксируемые западными политологами с 1980-х гг. стабильные гендерные разрывы свидетельствуют о самостоятельности и влиятельности политического выбора женщин.

Анализ современной гендерной политической социализации свидетельствует – характер этого процесса формирует с детства установку на низкий ранг политики в шкале женских ценностей. Формирование такой нормы происходит на стадии первичной социализации в результате гендерно поляризируемого воспитания. Вместе с тем, исследования психологов показывают равное наличие у подростков стремления к доминированию и политический интерес. Однако, чаще всего, у девочек/девушек эти установки присутствуют в косвенных проявлениях, в моделях поведения, присущим гендерным стандартам и реже в стратегиях «инициативного типа», выражающимся в обозначении приоритета общественной самореализации.

Формирование «политического мира» в процессе социализации женщин взаимосвязано и с типом политических представлений – идеологиями. Наивысшие рейтинговые оценки с точки зрения соблюдения принципа равенства имеют социал-демократические государства. На фоне деформированной гендерной асимметрии общества, социализация его членов ориентирована на консенсус гендерных ролей и реализацию разного социального опыта в различных сферах. Менее всего способствуют гендерно нейтральной социализации либеральные демократии, в которых слабо действуют специальные механизмы гендерного равенства.

Осознание значимости политического потенциала женщин может произойти на стадиях вторичной социализации, благодаря гендерно ориентированному массмедийному дискурсу, обусловливающему «индивидуализацию политики» (по Р. Дж. Далтону), участию женщин в политических партиях, женских движениях. Тем не менее, сознательному вступлению в организацию гражданского общества должно предшествовать воспитание гражданских качеств, важнейший источник которого – образование. «Хранитель моральных истин» (по А. Ламартину) – социогуманитарное знание, к числу которых относятся политология и гендерология. Так как наиболее яркие события накладывают свой важнейший отпечаток на личность в возрасте 17–25 лет, корректируя «историческую память» и обогащая новую генерацию «коллективной памяти» новыми ценностными ориентациями, автор анализирует процесс образования в высших учебных заведениях.

В начале параграфа рассматриваются принципы и развитие непосредственно процесса гендерного образования в качестве элемента системы современного социогуманитарного знания. Автором предлагается определение гендерного образования как механизма формирования у обучающихся способностей к интеллектуальным и социальным инновациям, нацеленным на создание объективной и полной картины мира, а также воспитание адекватного, уважительного восприятия различий, составляющих этот мир. Именно направленность гендерного образования на изменение структуры сознания, ориентация на признание равноценности разных и различных сфер и действующих в них акторов позволяет интерпретировать его гражданским образованием. Аргументами этого заключения в первую очередь становятся морально-философские определения понятия «гражданин» и производных от него дефиниций, которые автор приводит в тексте. Подобный контекст – воспитание гражданственности – очевидная цель в преподавании политических наук. Таким образом, сопоставляя одинаковые цели разных по познавательной направленности дисциплин, автор выделяет совпадение их воспитательно-мировоззренческих функций: гражданское взросление. Это способствует дальнейшему исследованию процесса гендерного политического образования.

В параграфе раскрываются обстоятельства, указывающие на востребованность гендерного знания в политологии; развитие образовательного направления «женщины и политика» на Западе и в России; методология: «…представление о себе как об индивиде с потенциалом деятеля, автономно проявляющего себя в политике» и методика: стиль «участвующего знания» и «заинтересованной» педагогики гендерного политического образования.

Анализ ключевых функций гендерного политического образования, выделяемых автором: познавательной, воспитательной и социализирующей, позволяет заключить: «вхождение индивида в мир политики» и гражданское взросление будут определяться усвоением гендерно симметричных политических ролей; формированием не только самостоятельности мнения при выборе решения, но и способности к уважению мнения другого. Складывание гражданской позиции влияет и на создание демократической позиции. В конечном итоге, политическое образование – всегда демократическое и от широкого использования гуманитарных подходов при формировании учебных дисциплин зависит и степень «демократичности» обучающихся.

Кроме того, если понимать под гражданскими качествами возможность влияния на деятельность государства и осознанное политическое участие можно представить гражданина в системе гендерного политического образования одновременно и субъектом и целью образования. Под таким ракурсом зрения и мужчины и женщины становятся равноправными акторами политики, чьи знания и социальный опыт одинаково применимы на практике. Функции же института гендерного образования приобретают помимо функции обучения, формирующего мировоззрение, значение прикладного направления.

В параграфе представлен авторский опыт внедрения гендерных знаний в образовательные программы по политологии в Саратовской государственной академии права. Разработанный диссертантом спецкурс «Гендерные аспекты политологии» опирается на гендерно нейтральный подход к подготовке современного специалиста. Значительное место в программе курса отводится деловым играм, построенным на понимании важности достижения равной представленности гендерных интересов в политике. Подчеркивается направленность тематики гендерных дисциплин на реконструкцию «исторической памяти».

Гендерная разница электорального поведения анализируется в параграфе посредством категории «гендерный разрыв». Этой дефиницией чаще обозначаются количественные показатели «разрывов» при определении мужчинами и женщинами партийной поддержки, оценок действий президентов, отношений к проблемам государственной политики и путям их решения. Тем не менее, данный феномен отчетливо демонстрирует переплетение прямого измерения и определения на его основе качественных признаков и свойств объектов политического изучения, то есть переплетение количественного и качественного измерений политики. Основное аналитическое значение гендерных разрывов – выявление причин, детерминирующих разницу предпочтений мужчин и женщин при голосовании. В параграфе рассматриваются: история гендерных разрывов, причины появления термина, классификация гендерных разрывов, показывается механизм воздействия разрывов на результат выборов, приводятся конкретные примеры различий электоральной активности мужчин и женщин на Западе и их влияние на направленность риторики предвыборных кампаний, объясняется факт незначительных гендерных разрывов в российской политике.

Феномен гендерных разрывов свидетельствует об объективной разнице в мироощущении и ориентирах поведения мужчин и женщин, которая, тем не менее, имеет одинаковую политическую значимость. Теоретические новации, возникающие благодаря означенному явлению – появление новых дефиниций в электоральных исследованиях и учет гендерных кливажей в моделях электорального поведения.

Гендерные аспекты политического лидерства анализируются в параграфе с позиции восприятия женщины-политика общественным сознанием, гендерные представления которого априорно оказывают влияние на поведенческие стратегии и с точки зрения реализации женщин непосредственно в профессиональной деятельности.

Достаточно отчетливо гендерные социальные ожидания выражаются в ходе политической борьбы, а конкретно, в восприятии женщины-политика в предвыборной рекламе. Автор рассматривает типы позиционирования женщин во время избирательной кампании: конструирование имиджа, программы, выбора жанров, стиля и содержания рекламы на основе теоретических концепций политических коммуникаций и интерпретации конкретного фактологического материала. Гендерное измерение политической рекламы демонстрирует – «ориентационные» социальные установки (по Г. Алмонду) требуют соблюдения женщинами и архетипов и «инноваций» в поведении. Иными словами, избиратель голосует за энергичную, компетентную деловую женщину, которая сохраняет женское обаяние и привлекательность.

Гендерный ракурс женского политического лидерства анализируется на примере парламентской деятельности, в пределах которой отчетливо обозначаются гендерные поведенческие дивергенции и влияние на принятие политических решений. Исторический и современный ракурс изучения проблемы свидетельствуют о наличии ряда поведенческих стратегий женщин-депутатов: «онтологической безопасности ″самости″» и «гендерного менеджмента» как способов достижения успеха посредством отказа от открытого самовыражения; копирование мужского стиля поведения, традиционно принятого в поле политики и «андрогинии» как сочетания лучшего из маскулинной и феминной ролей. Последняя поведенческая ориентация наиболее распространена среди женщин-депутатов, направлена на трансформацию «правил гендерной игры» для достижения политического диалога и баланса в решении государственных проблем. Женская политическая активность исследуется в параграфе на основе интерпретаций парламентской деятельности женщин западных стран и России и контент-анализа стенограмм заседаний Государственной Думы РФ и Саратовской областной Думы. Таким образом, в настоящий момент влияние женщин-парламентариев на процесс принятия политических решений менее коррелирует с гендерными аспектами ее поведения, но более с меньшим количеством женщин в парламенте.

Итак, асимметричное количество женщин в политической практике, закрепившаяся за ними характеристика «политического меньшинства» (по А. Лейпхарту) в теории свидетельствуют об устойчивости «исторической памяти» о динамике культурных трансформаций по «догоняющему пути развития» за жизненными переменами. Учитывая это, перспективы гендерного равноправия возможно увидеть в стратегиях институциональных преобразований.

Несмотря на провозглашение равенства прав мужчин и женщин в конституциях демократических стран реализация политических прав женщин требует дополнительных гарантий. Логика означенного высказывания раскрывается при помощи обращения к теории «трех поколений прав», согласно которой обеспечение равенства для ранее дискриминируемых групп населения предполагает ряд специальных мер, так называемых коллективных прав, или прав третьего поколения. Тем не менее, в современных демократиях реализация политических прав женщин зависит от устремлений государства, исторической памяти общества, степени трансформации гендерных представлений от традиционных к инновационным. Поскольку разные страны имеют собственный потенциал для установления гендерного равенства, то формами и направлениями работы, адаптированным к социокультурным контекстам, становятся прежде всего инструменты институциональных изменений, разрабатывающиеся международными организациями.

К таким инструментам относятся, рекомендованные государствам-членам ООН национальный механизм обеспечения гендерного равенства и комплексный гендерный подход. Эффективность таких государственных политик заключается в их комплексной направленности, с одной стороны, на обеспечение женщин в качестве «потребителей» социальной политики, с другой – на содействие включения женщин в сферу принятия политических решений. Следующим аспектом «комплексности» и эффективности становится интеграция стратегий гендерного равенства в работу всех государственных органов и систему образования.

Автор предлагает принципы-корреляции между государственными стратегиями равенства и системной ревизией ценностных ориентаций:

•членство в международных организациях способствует осознанию важности борьбы с дискриминацией, что находит отражение в национальных законодательствах. Иными словами, международные механизмы становятся «индивидуально применяемы»;

•государства, принимая во внимание характерные для данного общества социокультурные стереотипы, в конечном счете проводят политику равенства;

•образовательные и просветительские механизмы, направленные в рамках программ на различные уровни власти и на гражданское общество, способствуют осознанию необходимости гендерного паритета;

•общественное согласие (социальный капитал) – объединение для сотрудничества определяет эффективность ликвидации гендерных дивергенций как на институциональном, так и неинституциональном уровнях.

Однако, учитывая, что формальное соответствие законодательств некоторых государств международным документам далеко не всегда означает надлежащее выполнение той или иной страной своих международных обязательств в части соблюдения прав женщин, можно утверждать, что наибольшая эффективность стратегий гендерного равенства присутствует в странах с гендерно позитивной политической культурой.

Следуя заявленной логике исследования о «переносе» гендерных качеств на функционирование и состав акторов политических институтов, в параграфе интерпретируется взаимосвязь между социокультурными условиями, благоприятствующими проведению политики равенства. Анализ проводится на примере политики Скандинавских стран – лидеров гендерного равенства в политике. Одним из основных факторов, способствующих паритету, является исторически сложившаяся и ставшая традицией, приверженность граждан ценностям социального равенства и высокий гендерный статус женщин. Это служит основанием для соблюдения политики «государственного феминизма» в странах Скандинавии и базой для нетривиальных путей разрешения проблемы. Так, легитимизация требований женщин в Норвегии проводилась заинтересованными лицами при помощи апелляции к «особому женскому опыту – материнству», с точки зрения которого должны приниматься некоторые политические решения.

Тем не менее национальные механизмы равенства не ограничиваются только правительственными мерами в вопросах политического продвижения женщин. Эта ответственность возлагается и на политические партии. Последние имеют потенциал для устранения гендерной асимметрии политики, в том числе и для осмысления дифференцирующего воздействия избирательных систем на представленность женщин. Означенная проблематика исследуется в пределах второго параграфа «Влияние политических партий и избирательных систем на политическое представительство женщин».

Доказательство потенциала гендерного равенства, присутствующего в политических партиях и избирательных системах потребовало обращения к характеристикам означенных институтов: определению партийных идеологий и трактовке избирательных систем. Понимая под идеологией «совокупность идей и установок, предназначенных для идентификации и самоорганизации групп в пространстве власти»; «культурную систему» (по А.И. Соловьеву), автор представляет идеологию социальным образованием, содержащим и перспективы и сдержки для избрания женщин в парламент. Широкий смысл дефиниции «избирательная система» – вся совокупность общественных отношений, связанных с выборами органов власти, позволяет аргументировать взаимовлияние избирательных систем и гендерных норм.

Гендерно-исторический анализ партийного развития периода «плебисцитарной демократии» (по М. Веберу) свидетельствует, что в момент становления парламентаризма партии искали формы привлечения женской активности с целью массовой вербовки сторонников, оставляя при этом за женщинами статус «пехоты политических битв». Эти традиции «партийной культуры» в определенной степени сохраняются и сейчас.

Вместе с тем исторический анализ показывает: важнейшую роль в процессе увеличения политической представленности женщин играли партии левой/эгалитарной идеологии. В настоящее время «проводниками» в парламент также остаются левые партии. Социал-демократические, лейбористские, коммунистические, социалистические партии и партии зеленых чаще всего вводят меры «позитивной дискриминации». Партии правых и центра, как правило, ограничиваются риторическими стратегиями в отношении позитивных действий. Корреляция между идеологией и увеличением представленности женщин рассматривается на примере политики социал-демократических партий Скандинавии, лейбористской партии Великобритании, французской компартии. Исследование политики скандинавских партий показало дополнительные факторы, обусловливающие равенство. Это фактор «конкуренции между партиями»: партии следуют примеру введения квотирования другой партией; фактор «замерзания» (по С.М. Липсету и С. Роккану): стабильность лидерства партии в государстве в течение длительного периода времени приводит к стабильности проводимого курса. Однако обнаружен фактор, препятствующий квотированию даже в условиях гендерной лояльности партии, например, в демократической партии США. Это – величина и партийная организация.

Анализ представлений Р. Даля, А. Лейпхарта, Х. Линца и А. Степана, Дж. Мозера, Г. Голосова о взаимосвязи типа избирательной системы и увеличения представительства политических меньшинств дает возможность автору выделить факторы, обусловливающие больший потенциал для повышения доли женщин в законодательных органах посредством пропорционального представительства, нежели в системе одномандатных округов.

Результаты выборов в Государственную Думу Федерального Собрания РФ пятого созыва (впервые прошедшие на основе только пропорциональной избирательной системы), показывают увеличение количества женщин на 4% по сравнению с численностью в Госдуме четвертого созыва. В настоящий момент среди депутатского корпуса 14% женщин. Авторский анализ этого процесса позволил предположить: так как выборы происходили на фоне партийной борьбы, то на гендерный результат выборов повлияла и партийная политика, и тип избирательной системы. Значимая роль в увеличении представительства женщин принадлежит «сильной» партии: в «Единой России» – 13,7% женщин и партии левого толка: в «Справедливой России» – 29,7%[1]. Однако в случае выдвижения «сильной» партией женских кандидатур решающую роль играл не фактор гендерного равенства, а партийный – уверенная в своей победе партия выказала женщинам доверие с целью привлечения многочисленного женского электората. Выборы обозначили технологию, в некоторой степени влияющую на увеличение значимости роли «женщины в политике» в массовом сознании: партии включали на лидирующие позиции в федеральных списках фамилии выдающихся своими заслугами перед страной и мужчин и женщин. В гендерном измерении увеличение доли женщин в парламенте страны за счет ярких личностей представляет, пока еще только прогнозируемый, потенциал. Решение проблемы будет зависеть от воли женщин-депутатов и политической воли государства, направленных на осуществление гендерных программ.

«Гендерная пирамида» системы органов российской власти, отсутствие целенаправленной государственной политики гендерного равенства и недостаточная осознанность гражданами проблемы политической интеграции женщин (по данным ВЦИОМа, 46% наших соотечественников уверены в наличии равных возможностей мужчин и женщин для участия в политике[2]) свидетельствуют о формальном восприятии вопроса. Этот аспект – результат специфики развития общества, в ходе которого несколько раз за прошедшее столетие менялись политические и экономические системы, а вслед за институциональными, происходили культурные трансформации. Данная ситуация повлияла на формирование особенности отечественной гендерной системы норм – амбивалентности, анализ которой требует «исторического поворота» – обращения к советской политике равенства и более ранним убеждениям относительно женской эмансипации.

Истоки архаичности современных гендерных воззрений закладываются на Руси в XVI–XVII вв. в связи с утверждением православия, повлиявшего на превращение женщины в «тюремную затворницу». До этого времени (X–XV вв.) социально-правовые статусы мужчин и женщин имели незначительное различие. Такой регресс прямо противоположен процессу эмансипации женщин на Западе. Изменения в гендерной системе Российской монархии начались в XVIII–начале XIX в., в связи с проникновением в общество, где государственность основывалась на «власти духовной», западноевропейских политических мировоззрений. Обращение к творческому наследию великих русских мыслителей XIX–начале XX в., служит своего рода иллюстрацией национального характера, гендерной культуры и менталитета, присутствующих и по сей день. Интерпретации женского вопроса российскими интеллектуалами кардинально отличаются. С одной стороны, ориентированные на западные ценности мыслители (А.С. Пушкин, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский) рассматривали вопросы равенства мужчин и женщин как естественные в контексте прав человека. С другой, представители русской религиозной философии (В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, В.В. Розанов) проповедовали «принципы женственности», согласно которым женщина прославлялась как «мать», «мудрость», «созидательницы мира». Но ее роль определялась через отношения с мужчиной, вне которых она не была значима. Формально-юридическое равенство с мужчинами, в том числе и на политическое участие, российские/советские женщины обрели в 1917 г. Тем не менее характер реального политического влияния женщин в СССР определяется как номинальный, а прогрессивность советской эмансипаторской практики не меняла гендерной власти. При новом типе советской гендерной системы женщины подчинялись государству, а согласно неинституциональным традициям – мужчинам.

Таким образом, многообразие гендерных культурных традиций влияет на гендерную систему норм и менталитет современных россиян, в котором присутствуют различные пласты сознания, не всегда упорядоченные. Анализ литературы, высказываний российских политиков, вторичный анализ эмпирических исследований, а также результаты опросов студентов-политологов Гуманитарного факультета ГОУ ВПО «СГАП» – представителей первого постсоветского поколения, позволили автору свести амбивалентность суждений к трем моделям сознания: формальной (ее приверженцы приветствуют политическую активность женщин, но вместе с тем уверены, что женщины не нуждаются в специальных механизмах равенства), классически-патриархатной и гендерно равноправной. Сторонники последней (в основном, молодые люди) признают женскую политическую ответственность важнейшим фактором развития и стабильности общества. Следовательно, можно предположить трансформацию гендерного менталитета россиян и культуры на основании смены поколений.

Во втором параграфе «Гендерное равенство в институциональном поле российской демократии» исследуется соотношение между демократическими российскими трансформациями и гендерным равенством/гендерной асимметрией российской политики: с одной стороны, гендерный политический паритет должен стать естественным в демократической стране, с другой – его наличие/отсутствие служит критерием демократизации общества.

Несмотря на то, что в Конституции РФ 1993 г. в ч. 3 ст. 19 декларируется: «Мужчины и женщины имеют равные права и возможности для их реализации» – сравнительно малое количество женщин в органах власти позволяет констатировать недостаточность возможностей для полноценной реализации политического потенциала женщин.

Поскольку российская демократия находится в процессе развития, прогнозировать временные начала государственного введения комплексного гендерного подхода и его эффективность сложно. Тем не менее, можно означить причины отсутствия целенаправленной государственной политики гендерного равенства в настоящий момент. Среди них:

•реконструкция российской политической системы в начале 90-х годов XX в. на основе либерализма либертарианского типа – модели демократии благоприятствующей гендерной группе, обладающей большим количеством возможностей, средств и способов для реализации в условиях «свободной конкуренции». Женщинам, чьи интересы и относительное влияние сосредоточены в рамках частной сферы, было практически невозможно реализовать свой социальный опыт;

•реорганизация и приостановка деятельности многих структур по вопросам обеспечения гендерного равноправия и практически отсутствие процесса институционализации гендерной политики во властных структурах;

•отсутствие механизмов реализации своих рекомендаций по осуществлению социально-политических изменений с учетом гендера у общественных организаций.

Таким образом, наличие гендерной асимметрии в сфере российской политики, которое выступает одним из основных критериев уровня развития демократических институтов в той или иной стране, становится фактором, подрывающим, пока еще, неустойчивые институциональные основы отечественной демократии. Подтверждением тому служат результаты проекта «Политический атлас современности», проведенного группой ученых МГИМО (У) в 2005 г., согласно которым Россия входит в так называемую «серую зону» стран со «специфическими» проблемами демократического роста. Среди показателей, влияющих на оценку, – «доля женщин в нижней палате парламента страны»[3].

Вместе с тем в сознании россиян присутствуют убеждения о взаимосвязи процесса демократизации и политической активности женщин. Реинтерпретация опросов общественного мнения, проведенных ведущими российскими социологическими центрами, а также результаты авторского эмпирического исследования позволяют заключить: политические взгляды респондентов как в отношении к демократическим ценностям, так и в отношении к женщине-политику, отличаются, согласно терминологии политпсихологов, «раздвоением» между демократической и авторитарной личностью; отношение к женщине-политику воплощает в себе «идеологический эклектизм»: молодежь приветствует свободы и равные права, люди среднего поколения пытаясь разобраться между стереотипами и реальностью, двояко относятся к политической представленности женщин; для людей старшего возраста «женщина во власти» – не демократический фактор, а более формально представленная в политике социальная группа.

Выходом из кризиса представляются целенаправленные усилия, направленные на реализацию комплексного гендерного подхода на государственном уровне. Но это – более стратегическая перспективная задача. Тактическими мерами, по мнению автора способствующие достижению означенных усилий, становятся действия, изменяющие «историческую память» массового сознания.

Предлагаемые меры направлены на размывание контуров традиционной системы гендерного порядка, на общественное осознание востребованности социально-политического участия женщин и восприятие реально присутствующей женской политической активности в качестве социального необходимого поведения. Эти практические меры – факторы создания свободного от стереотипов мышления: СМИ, система гендерного и политологического образования, женское движение.

Подчеркивая эффективность влияния на перемены в сознании гендерно ориентированных СМИ, автор уделяет внимание трансформационному потенциалу Интернет-технологий. Информационные пространства, отрытые для любой информации (в том числе и гендерному просвещению) не только способны деконструировать старые стереотипы, но и стать препятствием формированию новых, позволяя женщине самостоятельно выбирать социальные позиции, в том числе и политические. Также Интернет способствует реальному политическому участию «в сети» вне каких-либо ограничений. Поскольку среди пользователей Интернета не только женщины, но и мужчины, развитие заявленных выше прямых сетевых политических взаимоотношений представляется мерой, влияющей на гендерные сознания обоих полов.

На сегодняшний день Интернет-политика – эпизодически используемый властными структурами инструмент обеспечения политического управления. Но ориентиры российской политики на построение демократического общества и наметившиеся изменения в гендерном сознании позволяют предположить, что в ближайшей перспективе произойдет рост значимости прямой взаимодействия власти и общества как залога стабильности социального порядка. В таком случае, спектр обсуждения темы «политической коммуникации в пространстве Интернета» значительно расширится.

Позволяет воспитать гражданскую ответственность в духе социального равенства и уважения гендерное политическое образование. Востребованность как гендерной, так и политической науки определена характером переживаемой нашим обществом трансформации, в ходе которой не только политические институты подвергаются существенной модификации, но и пересматриваются также нормы и алгоритмы взаимодействия различных социально-политических сил и граждан.

На фоне объективной заинтересованности широкого круга женщин в социально-экономических переменах в стране, в ходе которых будут учитываться их интересы и интересы их семей, реальной политической силой, обращающей внимание государства на проблемы гендерного неравенства становится женское движение.

Полноценная реализация результатов введения мер «позитивной дискриминации» (институциональный аспект) будет возможна в условиях рационального осознания социально-политической значимости гендерного равенства как женщинами, так и мужчинами, чему и способствуют вышеуказанные меры (неинституциональный аспект).

В заключении диссертационного сочинения сформулированы основные выводы проведенного исследования, определены возможные направления дальнейшего изучения его отдельных проблем.

Факторами, обусловливающими и наличие и реконструкцию гендерной асимметрии современного политического процесса предстают, взаимодействующие между собой, неинституциональные и институциональные проявления политики.

Неинституциональные «барьеры»/«историческая память» перманентно воспроизводятся в процессе политической социализации, выражаются в поведенческих стратегиях, проблематизируют оформление процесса гендерного равенства на уровне политических институтов. Тем не менее, непосредственно процесс общественного развития, изменение гендерных норм как под влиянием вызовов окружающей среды, так и при помощи специальных государственных и просветительских мер, направленных на увеличение политического представительства женщин и трансформацию сознания, позволяет изменять отрефлексированные гендерные традиции, о чем свидетельствуют реалии современных демократических обществ. Так как российская демократия находится в начальной стадии формирования процесс изменения культуры и перевода декларируемых законодательно прав в область реальной политики представляет собой перспективное состояние.

[1] Данные см.: Коммерсант-власть. 21 января 2008 г.

[2]См.: Мужчины и женщины равны, но кто из них «равнее»? // Режим доступа: htpp:// www.wciom.ru

[3]Мельвиль А.Ю., Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю., Миронюк М.Г., Полунин Ю.А., Тимофеев И.Н. Опыт классификации стран // Политические исследования. 2006. № 5. С. 22–23.