А. ЛЕЙПХАРТ.

Конституционные альтернативы для новых демократий

Лейпхарт А. Конституционные альтернативы для новых демократий //Полис. 1995. № 5. С. 136—146.

 

Две основополагающие альтернативы, перед которыми оказывают­ся творцы новых демократических конституций, — это, во-первых, выбор между избирательными системами, основанными, соответствен­но, на принципе большинства и на принципе пропорционального пред­ставительства, и, во-вторых, — между парламентской и президентской формами правления. [...]

Сравнительное изучение демократий показало, что тип избиратель­ной системы значимым образом связан с развитием партийной системы страны, с типом существующей в ней исполнительной власти (однопар­тийное или же коалиционное правительство) и с отношениями между исполнительной властью и законодательным органом. В странах, где на выборах действует принцип большинства (на выборах общенациональ­ного уровня почти всегда применяемый в одномандатных округах), ско­рее всего утверждаются двухпартийные системы, появляются однопар­тийные правительства и существует доминирующее положение испол­нительной власти по отношению к соответствующим законодательным [422] органам. Таковы основные особенности вестминстерской, или мажо­ритарной, модели демократии, при которой власть сосредоточивается в руках партии большинства. Напротив, пропорциональное представи­тельство скорее ассоциируется с многопартийными системами, коали­ционными правительствами (часто вплоть до широких и всеобъемлю­щих коалиций) и с более уравненным соотношением исполнительной и законодательной властей. Этими особенностями характеризуется консенсусная модель демократии, которая — в противоположность одно­значному и безраздельному правлению большинства — воплощает стремление к ограничению, разделению, разграничению и распределе­нию власти различными способами.

По поводу данных двух групп взаимосвязанных характеристик необ­ходимо отметить еще три момента. Во-первых, зависимость между этими характеристиками обоюдная. Скажем, выборы, проводимые на основе принципа большинства, благоприятствуют утверждению двух­партийной системы; но и существование двухпартийной системы бла­гоприятствует сохранению мажоритарного принципа, дающего обеим главным партиям большие преимущества, от которых они едва ли от­кажутся. Во-вторых, если при внедрении демократического политичес­кого строя хотят способствовать утверждению в нем черт, характерных для мажоритарного его типа (принцип большинства, двухпартийная система и сильный, однопартийный кабинет) или же, напротив, для консенсусного типа (пропорциональное представительство, многопар­тийность, коалиционные правительства и более сильный законода­тельный орган), то наиболее практически целесообразным способом достижения этого является выбор соответствующей избирательной системы. [...]

В-третьих, системы пропорционального представительства имеют существенные разновидности. Не вдаваясь во все технические подроб­ности, полезно провести различие между крайним вариантом пропор­ционального представительства, при котором на пути небольших пар­тий воздвигается мало барьеров, и умеренным его вариантом. Послед­ний ограничивает влияние малых партий, применяя принцип пропор­ционального представительства не в больших округах и не в общена­циональном округе, а лишь в малых округах, а также вводя оговорку о необходимости для партий набрать определенный минимальный про­цент голосов, чтобы получить представительство в выборном органе, как, например, 5%-й минимум в Германии. Голландская, израильская и итальянская системы являются примерами крайнего варианта про[423]порционального представительства, а германская и шведская — при­мерами его умеренного варианта.

Другая основополагающая альтернатива при выборе конституцион­ного устройства — между парламентской и президентской формами правления — также влияет на приобретение политической системой мажоритарного и консенсусного характера. Президентская форма правления оказывает на партийную систему и на тип исполнительной власти влияние, идущее в направлении мажоритарной, а на отношения исполнительной и законодательной властей — в направлении консенсусной модели. Президентские системы, формально отграничивая друг от друга исполнительную и законодательную власти, обычно способст­вуют их примерному равновесию. В то же время президентская форма способствует складыванию двухпартийной системы, так как президент­ство — самый большой политический приз и выиграть его имеют шансы лишь крупнейшие партии. Данное преимущество, которым об­ладают большие партии, часто остается за ними и на выборах в законо­дательный орган (особенно при одновременном их проведении с прези­дентскими), даже если они проводятся по правилам пропорционального представительства. При президентской форме правления обычно фор­мируются кабинеты, составленные единственно из членов правящей партии. По сути дела, президентские системы концентрируют исполни­тельную власть в еще большей степени, чем это происходит при обра­зовании парламентом однопартийного кабинета, — они сосредоточи­вают такую власть не просто в руках одной-единственной партии, но в руках одного-единственного лица.

В объяснение уже сделанного в прошлом выбора

Я ставлю перед собой цель не просто описать [взаимно] альтерна­тивные демократические системы и их мажоритарные или консенсусные характеристики, но и дать некоторые практические рекомендации тем, кто закладывает основы демократического устройства [своих стран]. Каковы главные преимущества и недостатки принципа боль­шинства и принципа пропорционального представительства, а также президентской и парламентской форм? Способ подхода к этому вопро­су — исследовать, почему современные демократии в свое время сде­лали тот конституционный выбор, который они сделали.

На рис. 1 показаны все четыре комбинации основных характеристик, а также страны и регионы, где принята та или иная из комбинаций. Наи­более отчетливо выраженные примеры сочетания президентской [424] формы с принципом большинства дают Соединенные Штаты, а также демократии, испытавшие сильное их влияние, —такие, как Филиппины и Пуэрто-Рико. Латиноамериканские страны в подавляющем большин­стве избрали системы, сочетающие президентскую форму с пропорци­ональным представительством. Парламентско-мажоритарные системы существуют в Соединенном Королевстве и многих бывших британских колониях, включая Индию, Малайзию, Ямайку, а также страны так на­зываемого Старого Содружества (Канаду, Австралию и Новую Зелан­дию). Наконец, системы, сочетающие парламентскую форму правления с пропорциональным представительством, сконцентрированы в [конти­нентальной] Западной Европе. Конечно, вся картина в целом в значи­тельной степени определяется географическими, культурными и коло­ниальными факторами, к чему я в скором времени еще вернусь.

 Исторические типы демократии

	Президентская форма правления	Парламентская форма правления
Выборы по мажоритарному принципу	Соединенные Штаты, Филиппины	Соединенное Королевство, Старое Содружество, Индия, Малайзия, Ямайка
Пропорциональное представительство	Латинская Америка	Западная Европа

 

Среди современных демократий очень немного найдется таких, ко­торые нельзя подвести подданную классификацию. Основными исклю­чениями являются демократии, располагающиеся как раз посредине между чисто президентским и чисто парламентским типами (Франция и Швейцария), а также такие, где в избирательных системах применя­ются методики, отличные от пропорционального представительства или же от принципа большинства в их чистом виде (Ирландия, Япония и, опять-таки, Франция). [...]

Два важных фактора повлияли на принятие принципа пропорцио­нального представительства в континентальной Европе. Одним из них явилась проблема этнических и религиозных меньшинств; пропорцио­нальное представительство предназначалось для обеспечения предста­вительства меньшинства и тем самым для противодействия потенци­альным угрозам национальному единству и политической стабильнос­ти. [...] Вторым фактором была динамика процесса демократизации. [...][425]

Оба фактора актуальны и применительно к современному консти­туционному творчеству, особенно для многих стран, где имеется глубо­кая разделенность по этническому признаку или где существует необ­ходимость примирения новых демократических сил с противостоящими демократии старыми группами.

Принимался ли парламентский или же президентский порядок прав­ления — это также изначально определялось процессом демократиза­ции.

[...] Существовало два основных способа, коими монархическая власть могла быть демократизирована: упразднить большую часть лич­ных политических прерогатив монарха и вменить его кабинету ответст­венность перед всенародно избранным законодательным органом, со­здавая тем самым парламентскую систему; или же упразднить наслед­ственного монарха и взамен ввести нового, демократически избирае­мого «монарха», создавая таким образом президентскую систему.

Другими историческими основаниями были произвольное имитиро­вание успешных демократий и доминирующее влияние колониальных держав. Как весьма ясно показывает рис. 1, огромную важность имело влияние Британии как колониальной державы. Президентская модель США широко имитировалась в Латинской Америке в XIX в. А в начале XX в. пропорциональное представительство быстро распространялось в континентальной Европе и Латинской Америке, не только в угоду но­сителям политических пристрастий и ради защиты меньшинств, но и в силу того, что оно широко воспринималось как самый демократичный способ выборов и, стало быть, как «волна демократического будущего».

В связи с этой настроенностью [общественного мнения] в пользу пропорционального представительства выдвигается дискуссионный вопрос о качестве демократии, достигаемом во всех четырех альтерна­тивных системах. Термин «качество» подразумевает степень, в какой та или иная система отвечает таким демократическим нормам, как пред­ставительность, ответственность (подотчетность) (accountability), ра­венство и участие. Заявлявшиеся позиции и контрпозиции слишком хо­рошо известны, чтобы надо было здесь долго о них говорить, но имеет смысл подчеркнуть, что расхождения между противоположными лаге­рями не столь велики, как часто полагают. Прежде всего, сторонники пропорциональной системы и сторонники принципа большинства не согласны друг с другом не столько в том, каковы, соответственно, пос­ледствия этих двух методик проведения выборов, сколько в том, какой вес этим последствиям придавать. Обе стороны согласны в том, что [426] принцип пропорционального представительства обеспечивает боль­шую пропорциональность представительства вообще, а также предста­вительство меньшинств, а принцип большинства способствует склады­ванию двухпартийных систем и однопартийных органов исполнительной власти. Расходятся спорящие в том, какой из этих результатов считать более предпочтительным, причем сторонники принципа большинства утверждают, что только в двухпартийных системах достижима четкая ответственность за правительственную политику.

Кроме того, обе стороны спорят об эффективности обеих систем. Пропорционалисты ценят представительство меньшинств не просто за демократическое качество [такого порядка], но и за его способность обеспечивать сохранение единства и мира в разделенных обществах. Сходным образом, сторонники принципа большинства настроены в пользу однопартийных кабинетов не только ради их демократической подотчетности, но и ради обеспечиваемой ими, как это считается, твер­дости руководства и эффективности при разработке и проведении по­литики, Обнаруживается также и некоторое различение в акценте, какой обе стороны делают соответственно на качестве и на эффектив­ности. Пропорционалисты склонны придавать большее значение пред­ставительности правления, тогда как мажоритаристы более суще­ственным соображением считают способность управлять.

Наконец, спор между сторонниками президентской и парламент­ской форм правления, хоть он и не был столь ожесточенным, отчетливо обнаруживает свое подобие спору об избирательных системах. И здесь заявленные позиции и контрпозиции вращаются вокруг и качества, и эффективности. Сторонники президентской формы рассматривают как важную демократическую ценность прямое всенародное избрание главного носителя исполнительной власти, парламентаристы же счи­тают не соответствующей демократическому оптимуму сосредоточение исполнительной власти в руках одного-единственного лица. Но в дан­ном случае предметом серьезных дискуссий была в большей степени проблема эффективности, когда одна сторона подчеркивала роль пре­зидента как обеспечивающего сильное и эффективное руководство, а другая — опасность конфликта и тупика в отношениях исполнительной и законодательной властей.

Оценивая демократию в действии

Каким образом можно оценивать фактическое действие этих раз­личных типов демократии?[427]

[...] Я в своем анализе ограничился демократиями, относящимися к передовым индустриальным странам. В любом случае латиноамерикан­ские демократии, ввиду их более низкого уровня экономического раз­вития, нельзя счесть поддающимися сопоставлению [с другими]. Зна­чит, один из четырех основных альтернативных вариантов — форму де­мократии, сочетающую президентский тип правления с пропорцио­нальным представительством и существующую только в Латинской Америке, — придется в нашем анализе опустить. [...]

Все три остальные альтернативы: президентская форма правления плюс принцип большинства, парламентская форма правления плюс тот же принцип и, наконец, та же форма правления плюс пропорциональ­ное представительство — наличествуют среди прочно утвердившихся западных демократий. Я обращаюсь к 14 странам, каждая из которых с [несомненностью соответствует какой-либо из этих трех категорий. Со­единенные Штаты — единственный случай сочетания президентской формы и принципа большинства. Имеются четыре случая, когда пар­ламентская форма соединена с принципом большинства (Австралия, Канада, Новая Зеландия и Соединенное Королевство), и девять демо­кратий парламентско-пропорционалистского типа (Австрия, Бельгия, Дания, Финляндия, Германия, Италия [до 1995 г. — Ред], Нидерлан­ды, Норвегия и Швеция). Семь многолетних, стабильных демократий исключены из анализа потому, что либо ни под одну из трех категорий не подходят безоговорочно (это Франция, Ирландия, Япония и Швей­цария), либо слишком подвержены воздействию внешних факторов (это Израиль, Исландия и Люксембург).

Поскольку важная цель пропорционального представительства — облегчить доступ к представительству меньшинствам, естественно ожидать, что соответствующие системы превосходят в этом отношении мажоритарные. Не приходится сомневаться, что дело именно так и об­стоит. Например, там, где этнические меньшинства сформировали эт­нические политические партии, как в Бельгии и Финляндии, принцип пропорционального представительства позволил им получить поистине совершенную пропорциональность представительства. Ввиду наличия столь многих различных видов этнических и религиозных меньшинств в анализируемых демократиях, трудно систематически измерить сте­пень, в какой пропорциональному представительству — в сравнении с принципом большинства — удается обеспечить меньшинствам больше представителей. Можно, однако, провести систематическое сравне­ние — по странам — представительства женщин, этого меньшинства [428]

в политическом, а не количественном смысле. Первая колонка табл. 1 показывает процент женщин — членов низшей (или же единственной) палаты в национальных легислатурах этих 14 демократий в начале 80-х гг. Средний показатель для парламентско-пропорционалистских систем составляет 16,4%, что примерно вчетверо выше соответствую­щего показателя для Соединенных Штатов (4,1 %) и соответствующего среднего показателя для стран с парламентско-мажоритарными систе­мами (4,0%). Несомненно, разрыв образуется отчасти за счет более высокого социального положения женщин в четырех северных странах, но и средний показатель в 9,4% для пяти остальных стран, сочетающих парламентскую форму правления с пропорциональным представитель­ством, — это более чем вдвое выше по сравнению со странами с ма­жоритарной системой.

Таблица 1.  Представительство женщин в легислатурах; индекс

инновационного качества политики в области поддержки семьи;

активность избирателей; неравенство доходов; показатель качества демократии по Р. Далю

 

П р и м е ч а н и е. Единственная страна, сочетающая президентскую форму прав­ления с мажоритарной системой, — Соединенные Штаты; четыре страны с парла­ментской формой правления и мажоритарной системой — Австралия, Канада, Новая Зеландия и Соединенное Королевство; девять стран, сочетающие парламент­скую форму правления и пропорциональное представительство, — Австрия, Бель­гия, Дания, Финляндия, Германия, Италия, Нидерланды, Норвегия и Швеция.

Происходит ли с увеличением представительства женщин более ус­пешное продвижение их интересов? Произведенное Хэролдом Л. Ви-ленским тщательное ранжирование демократий по степени инноваци[429]онности и масштабности их политики в области поддержки семьи — а это для женщин дело особой важности — указывает на существование такой зависимости¹. На шкале, градуированной тринадцатью точками (от  максимально возможного показателя, равного 12, до минимального — нулевого), показатели для этих стран расположились между точками «11» и «1». Расхождения между [усредненными] показателями для каждой из трех групп стран (как это продемонстрировано во втором столбце табл. I) поразительны: для группы стран, где действует пропорциональная система представительства, показатель выражается цифрой 7,89, тогда как для группы стран с парламентской формой прав­ления и мажоритарной системой он составляет 2,50, а для США — лишь немногим более, т.е. 3,00. Наивысших уровней здесь достигают опять-таки северные страны, однако и для остальных стран из группы тех, где действуют пропорциональные системы представительства, средний показатель, равный 6,80, все-таки значительно выше, чем в  странах с мажоритарными системами.

Последние три колонки табл. 1 содержат показатели качества демократии. В третьей колонке можно видеть надежнейшие данные об участии избирателей в голосованиях (в 70-е гг.); страны, где участие в голосовании обязательно (Австрия, Бельгия и Италия), не учитывались при исчислении средних показателей. По сравнению с чрезвычайно низким уровнем участия — 54,2%, — наблюдаемым в Соединенных Штатах, страны с парламентской формой правления и мажоритарными системами выглядят гораздо лучше (в среднем примерно 75%). Но еще лучше — несколько более 84% — средний показатель для стран с парламентской формой правления и пропорциональным представительством. Цифры 75 и 84% говорят о различии весьма разительном, если учесть, что реально достижимый максимальный показатель составляет

____________________

¹ Рейтинги Виленского исчисляются по шкале, градуированной пятью точками (от максимального, обозначаемого цифрой «4», до минимального — нулевого) «для каждого из трех суммарных показателей политики в следующих областях: предоставление отпусков по беременности и родам и по уходу за ребенком — оплачиваемого, а также неоплачиваемого, — и их продолжительность; наличие и доступность развертываемой в рамках государственных программ сети детских дошкольных учреждений, а также усилия правительств по расширению такой сети; и, наконец, гибкость систем, регулирующих порядок оставления работы. Этими показателями измеряется активность правительств в проявлении заботы о детях и в расширении для каждого возможностей выбора в деле согласования трудовой деятельности с нуждами семьи».

около 90% (как о том свидетельствует уровень активности избирателей в странах, где участие в голосовании обязательно).

Одной из целей демократии является политическое равенство, ко­торое с большей вероятностью устанавливается между людьми при от­сутствии больших различий в их экономическом положении. В четвер­той колонке табл. 1 представлены относящиеся к середине 80-х гг. данные Всемирного банка о доле в суммарном доходе всех семей, при­шедшейся на их «верхние» 20%¹. Они говорят о несколько меньшей степени неравенства в распределении доходов в парламентско-пропорционалистских системах по сравнению с парламентско-мажоритарными; что касается Соединенных Штатов, то они занимают промежуточ­ное положение.

Наконец, в пятой колонке резюмированы результаты, полученные Робертом А. Далем, ранжировавшим демократии по десяти показате­лям качества демократии, таким как: свобода печати; свобода ассоциа­ций; системы конкурирующих партий; сильные партии и группы инте­ресов и эффективные легислатуры². Стабильные демократии ранжиру­ются, располагаясь на шкале от наивысшего рейтинга, обозначаемого числом 1, в сторону понижения вплоть до низшего, обозначаемого чис­лом 6. В том, как их ранжирует Даль, налицо некоторая пристрастность в пользу стран с пропорциональной системой представительства (он вводит в качестве переменной число партий — показатель, по которому многопартийные системы располагаются несколько выше двухпартий­ных), но и скорректировав итог с учетом этой пристрастности, мы об­наруживаем поразительные отрывы парламентско-пропорционалистских систем от парламентско-мажоритарных: шесть стран первой из упомянутых двух групп получают наивысший рейтинг, большинство же стран другой группы — рейтинг 5, близкий к низшему.

Столь явственных различий не наблюдается, когда мы исследуем воздействие типа демократии на уровень поддержания общественного порядка и мира. Парламентско-мажоритарные системы имели в период 1948—1977 гг. самый низкий показатель по числу нарушений общест­венного порядка, но зато самый высокий — по числу случаев гибели людей в результате политического насилия; однако последний показа -

^{_________________}

¹ За отсутствием данных, Австрия не учтена при исчислении среднего показателя для парламентско-пропорционалистских систем.

² Dahl R.A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, Yale Univ. Press. 1971.P.231—245.

тель почти целиком складывается за счет Соединенного Королевства, главным образом как следствие северо-ирландской проблемы. Более тщательный статистический анализ показывает, что по сравнению с типом демократии более важным фактором, объясняющим различия между 13 странами с парламентской формой правления по этим двум показателям является расколотость в обществе¹.

В качестве аргумента в пользу мажоритарных систем важное значе­ние придавали тому соображению, что там, где они действуют, форми­руются «сильные» однопартийные правительства, способные прово­дить «эффективную» государственную политику. Одна из ведущих сфер правительственной активности, где должна бы проявиться такая зако­номерность (this pattern), — регулирование экономики. Так вот, сто­ронникам мажоритарных систем пришлось испытать внезапное потря­сение, когда в 1987 г. по доле ВНП (в оригинале, видимо, опечатка: «GDP» вместо требуемого по смыслу «GNP». — Прим. перев.) на душу населения Италия (а это демократия, печально известная непроч­ностью и нестабильностью правительств, где действует пропорцио­нальная система представительства в условиях многопартийности) превзошла Соединенное Королевство, которое, как считается, являет типичный образец эффективного правления. Если бы Италия открыла крупные месторождения нефти в Средиземноморье, мы, несомненно, объясняли бы ее исключительное экономическое достижение этим слу­чайным обстоятельством. Но нефть открыла не Италия, а Британия!

Экономические успехи, и это очевидно, не определяются единствен­но правительственной политикой. Когда, однако, мы изучаем экономи­ческие показатели за длительный период времени, эффект внешних воздействий сводится к минимуму, особенно если сосредоточить вни­мание на странах со схожими уровнями экономического развития. В табл. 2 представлены данные ОЭСР за 60—80-е гг. по трем важней-

 _______________

¹ Как показывает этот множественно-корреляционный анализ, различия между странами по количественному уровню нарушений общественного порядка на 33%, а ги­бели людей в результате политического насилия — на 25% объяснимы разделенностью обществ, измеряемой степенью организационной замкнутости этнических и конфессио­нальных групп. Дополнительная объяснимость типом демократии составляет по уровню нарушений общественного порядка лишь 2% (причем несколько более благополучны в этом отношении мажоритаристские системы), а по показателю гибели людей в резуль­тате политического насилия — 13% (причем несколько больше миролюбия в странах с пропорциональной системой представительства).

шим экономическим показателям — среднегодовому экономическому росту, инфляции и уровню безработицы.

Таблица 2.  Экономический рост, инфляция и безработица (%)

 * См.  П р и м е ч а н и е   к табл. 1. — Прим. ред.

Источники: «OECD Economic Outlook», № 26 (Dec. 1979). Р. 131; N 30 (Дес. 1981). Р. 131, 140, 142; №46 (Dec. 1989). Р. 166, 176, 182.

 

Хотя Италия по экономическому росту и в самом деле было превзо­шла Британию, в целом группы стран с парламентско-мажоритарными и парламентско-пропорционалистскими системами по этому показате­лю мало отличаются как друг от друга, так и от Соединенных Штатов. Некоторое превышение, наблюдаемое у стран с парламентско-пропорционалистскими системами, нельзя счесть значимым. По уровню ин­фляции наиболее благоприятный показатель у Соединенных Штатов, вслед за ними идут парламентско-пропорционалистские системы. Наи­более ощутимое различие в уровне безработицы: здесь последние вы­глядят значительно лучше мажоритарных систем¹. При сравнении же парламентско-мажоритарных систем с парламентско-пропорционалистскими последние по всем трем показателям выглядят предпочти­тельнее.

Уроки для развивающихся стран

Политологи склонны считать, что страны с мажоритарными систе­мами, такие, как Соединенное Королевство и Соединенные Штаты, пре­восходят [других] по качеству демократии и по эффективности управле-

^{_____________________}

¹ Ввиду отсутствия сравнимых данных по безработице для Австрии, Дании и Новой Зеландии эти страны не отражены в цифрах по безработице в табл. 2.

ния, — склонность, скорее всего объясняющаяся тем, что политическая наука всегда была дисциплиной, высказывавшей англо-американскую ориентацию. Указанное распространенное мнение, однако, всерьез оп­ровергается вышеприведенными эмпирическими данными. Везде, где обнаруживают значительные различия, парламентско-пропорционалистские системы почти неизменно показывают наилучшие результаты, особенно в отношении представительности, защиты интересов мень­шинств, активности избирателей и контроля над безработицей.

Обнаружение этого обстоятельства заключает в себе важный урок для тех, кто закладывает основы демократического устройства [своих стран]: сочетание парламентской формы правления с пропорциональ­ной системой представительства — вариант, которому следует уделить серьезное внимание. Уместным будет, однако, и призвать к осмотрительности, ибо демократии этого типа весьма сильно разнятся между собой. Умеренное пропорциональное представительство и умеренная многопартийность, как в Германии и Швеции, дают более привлека­тельные модели, чем крайний вариант того и другого, как в Италии и в Нидерландах. Впрочем, как уже отмечалось, и у Италии достойные по­казатели демократии в действии.

Но уместны ли эти выводы в применении к новодемократическим и демократизирующимся странам в Азии, Африке, Латинской Америке и Восточной Европе, пытающимся заставить демократию работать в ус­ловиях недостаточного экономического развития и этнических размежеваний? Не требуют ли эти трудные условия руководства сильной исполнительной власти в лице могущественного президента или доми­нирующего однопартийного кабинета в вестминстерском стиле?

Применительно к проблеме глубоких этнических расколов эти со­мнения легко устраняются. Разделенные общества и на Западе, и в дру­гих краях нуждаются в мирном сосуществовании противоборствующих друг другу этнических групп. Это требует примирения и компромисса, для чего, в свою очередь, необходимо как можно большее включение представителей этих групп в процесс принятия решений. Такое распре­деление власти гораздо легче осуществить при парламентском типе правления и системе пропорционального представительства, чем в президентско-мажоритарных системах. Президент почти неизбежно принадлежит к одной этнической группе, и, стало быть, системы с пре­зидентской формой правления делают особенно затруднительным меж­этническое распределение власти. А в системах вестминстерского типа с парламентской формой правления, хотя в них и фигурируют на первом [434] плане коллегиальные кабинеты, последние имеют тенденцию не быть в этническом отношении представительными (inclusive), особенно если [в стране] имеется этническая группа большинства. Примечательно, что британское правительство, вопреки своим сильным мажоритарным традициям, признало необходимость консенсуса и распределения влас­ти в конфессионально и этнически расколотой Северной Ирландии. С 1973 г. британская политика характеризовалась попытками разрешить северо-ирландскую проблему посредством выборов на основе принципа пропорционального представительства, а также создания правительст­ва на основе всеобъемлющей коалиции. [...]

Пропорциональное представительство и экономическая политика

На вопрос о том, которая из форм демократии наиболее благопри­ятна для экономического развития, ответить труднее. Для вынесения определенной оценки просто нет достаточного числа примеров дли­тельного функционирования демократий в Третьем мире, представля­ющих различные [демократические] системы (не говоря уже об отсут­ствии надежных экономических данных). Как бы то ни было, расхожая мудрость, гласящая, что экономическое развитие требует единого и ре­шительного руководства сильного президента или доминирующего ка­бинета вестминстерского типа, отнюдь не может внушить доверия. Во-первых: если бы — по сравнению с доминирующей и замкнутой в себе (ехclusiwe)-широкопредставительная   (inclusive)   исполнительная власть, которой в большей мере приходится заниматься поисками до­говоренностей и согласованием [позиций], была менее эффективна в области экономической политики, то тогда, наверное, авторитарное правление, свободное от вмешательства или законодательной власти, или от внутренних разногласий, было бы оптимальным. Этот довод — часто служивший предлогом, чтобы оправдать свержение демократи­ческих правительств в Третьем мире в 60—70-е гг., ныне полностью скомпрометирован. Есть, конечно, несколько примеров экономическо­го чуда, свершенного авторитарными режимами, как в Южной Корее или на Тайване, но более чем достаточным противовесом им служат пе­чальные экономические результаты деятельности едва ли не всех неде­мократических правительств в Африке, Латинской Америке и Восточ­ной Европе.

Во-вторых, многие английские ученые [...] пришли к выводу, что экономическое развитие требует не столько сильной, сколько прочной [435] (steady) руки. Размышляя о скудости экономических достижений послевоенной Британии, они доказывали, что каждая из [поочередно] правивших партий обеспечивала на самом деле довольно сильное ру­ководство при проведении экономической политики, но что смены пра­вительств при их чередовании были слишком «полными и резкими», они осуществлялись «двумя отчетливо полярными партиями, каждой из которой не терпелось отменить значительную часть законодательст­ва, проведенного предшественницей». Требуется, доказывают ученые, «большая стабильность и преемственность» и «большая умеренность в политике», что мог бы дать переход к пропорциональному представи­тельству и коалиционным правительствам, каковые гораздо более склонны к центристской ориентации. Этот довод представляется равно применимым и к развитым, и к развивающимся странам.

В-третьих, аргументация в пользу президентских или вестминстер­ского типа правительств в высшей степени неотразима в случаях, когда существенное значение имеет быстрое принятие решений. Это значит, что парламентско-пропорционалистские системы могут под углом зре­ния внешней и оборонной политики представать в менее выгодном свете. Но в проведении экономической политики быстрота не столь уж существенна: скорые решения — это не значит, непременно мудрые.

Почему же мы, упорствуя в предубеждении, не верим в экономичес­кую эффективность демократических систем, где ведутся широкие кон­сультации и поиски договоренностей, нацеленные на достижение вы­сокой степени консенсуса? [По крайней мере,] одна причина — та, что многопартийные и коалиционные правительства кажутся суматошли­выми, подверженными раздорам и неэффективными — в сравнении с отчетливостью властных полномочий сильных президентов и сильных однопартийных кабинетов. Но нас не должна обманывать эта внешняя видимость. Более пристальный взгляд на президентские системы обна­руживает, что самые успешные из них — как в Соединенных Штатах, Коста-Рике, в Чили до 1970 г. — по меньшей мере столь же подвер­жены раздорам, да и, кроме того, скорее предрасположены к состояниям паралича и ситуациям тупика, нежели к неуклонному и эффектив­ному проведению экономической политики. В любом случае, спорить надо не об эстетике управления, а о самой работе. Неоспоримая эле­гантность вестминстерской модели не является веским доводом в поль­зу ее принятия.

Распространенный скептицизм в отношении экономической дееспо­собности парламентско-пропорционалистских систем проистекает от [436] смешения силы правительства с эффективностью. В краткосрочном плане однопартийные кабинеты или президенты вполне могут быть способны легче и быстрее формулировать экономическую политику. В долгосрочном же плане политика, опирающаяся на широкий консен­сус, имеет больше шансов на успешное осуществление и на то, чтобы выдержать проверку временем, нежели политика, навязываемая «сильным» правительством вопреки желаниям значительных заинте­ресованных групп.

Итак, парламентско-пропорционалистская форма демократии вы­глядит явно лучше основных ее альтернатив в деле улаживания межэт­нических противоречий, и она имеет некоторое преимущество также в области экономической политики. Тот довод, что соображения эффек­тивности управления дают основание отвергнуть тип демократии, соче­тающий парламентскую форму правления с пропорциональной систе­мой представительства, совершенно неубедителен. Игнорируя эту при­влекательную модель демократии, творцы конституций в новых демо­кратиях оказали бы себе и своим странам весьма плохую услугу.