Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

    ГеополитикаПолитическая глобалистика

Международные отношения и геополитика

ГЕОПОЛИТИКА

предыдущая   Моро Де Фарж. Введение в геополитику    следующая

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

ГЛАВА 5

ГЕОПОЛИТИКА И ГЕОЭКОНОМИКА

 

Геополитика анализирует отношения между homo politicus и пространством. Эта дисциплина учитывает, разумеется, влияние пространственных факторов на политические решения и на отношения в области политики, а также воздействие политической ситуации на организацию пространства и контроль над ним. Если геополитика не намерена замкнуться в механистическом детерминизме, она должна рассматривать человека и пространство в их постоянном и разнообразном взаимодействии.

Геополитика, по крайней мере, на первоначальном этапе своего развития была отмечена печатью своего времени – периода 1870–1945 годов.

Но в конце XX века в русле геополитики возникло новое течение – геоэкономика, Как указывает её название, данная дисциплина изучает взаимодействие между homo economicus и пространством: влияние пространственных факторов на сферу производства и распределения товаров, использование пространства для развёртывания экономической деятельности. Эта формулировка позволяет утверждать, что очень многие светлые умы неосознанно занимались геоэкономикой, так же, как г-н Журден говорил прозой, не подозревая об этом. Знаменитый шотландский экономист Адам Смит (1723–1790), автор Исследования о природе и причинах богатства народов (1776), основывал все свои рассуждения на разделении труда (как внутри страны, так и на международном уровне), однако он практически не интересовался пространственными реалиями (распределение людских и природных ресурсов в пространстве; локализация полюсов богатства; расходы, связанные с перевозкой товаров и сырья).

Геоэкономика предполагает сочетание географии, истории и экономики. Фернан Бродель (Fernand Braudel, 1902–1985), автор книг ряда книг, в том числе Средиземноморье в эпоху Филиппа II (1949) и Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII веках (три тома, 1967–1979), может с полным основанием считаться историком-геоэкономистом. Большая часть его работ посвящена включению людей и экономики в пространство. Фернан Бродель постоянно подчёркивает неразрывную связь экономики с пространством и временем. Книга Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII веках начинается с анализа “бытовых структур” и микро-пространств (деревень, городов, рынков). Затем её автор переходит к изучению “экономических миров”. Каждый “экономический мир” представляет собой “часть вселенной, элемент экономически самостоятельной [c.104] планеты, способной удовлетворять за счёт собственных ресурсов большую часть своих потребностей; его внутренние связи и обмены придают ему определённое органическое единство”. Примером такого экономического мира может служить Средиземноморье XVI века. Но экономический мир отличается от мировой экономики, охватывающей весь земной шар и представляющей собой, по выражению Сисмонди, “вселенский рынок”. Но в конце XX века вселенский рынок действительно сформировался и мировая экономика включила в себя все частичные экономические миры (в том числе, с конца 80-х годов, мировой социалистический рынок, созданный вокруг Советского Союза).

Почему же геоэкономика возникла как отдельная дисциплина в конце XX века? На наш взгляд, это произошло в результате взаимодействия трёх факторов.

1. Усиление взаимозависимости, создание сетей. Развитие телекоммуникаций, интенсификация потоков, в частности, “нематериальных” (таких, как потоки информации, перемещение капиталов), ознаменовали “конец географии”. Пространство и время перестали играть решающую роль. Фактически возникла новая география; будучи чрезвычайно мобильной, она диктуется экономическими потоками, локализацией и перемещениями сфер деятельности, в которых создаются и потребляются богатства. Так появились геоэкономика, геофинансы, геоинформация, геотехнология... Однако экономика была и будет немыслима вне времени и пространства.

2. Падение железного занавеса, крах коммунистических экспериментов. На протяжении большей части XX века крупные идеологические конфликты (между либерализмом, фашизмом и коммунизмом с 1918 по 1945 год; между плюралистической демократией и коммунизмом после второй мировой войны и до 1989 года) способствовали тому, что политико-стратегические элементы (вооружённые силы, ядерные арсеналы, средства доставки) превратились в важнейший критерий мощности государства. В конце XX века нельзя с уверенностью сказать, что конфликты идеологического характера окончательно отошли в прошлое (остаётся риск столкновений между сторонниками западных моральных ценностей и исламистами, между защитниками демократических принципов и националистами), но такие конфликты протекают в различных формах, в разных местах и лишь в исключительных случаях в них участвуют крупные государства и, тем более, блоки государств. Теперь мировое пространство не делится больше на отдельные фрагменты постоянными линиями раздела (примером таких линий являлся железный занавес в период с 1947 по 1989 год). В то время решающим критерием мощи и даже выживания государств была их способность адаптироваться к международному технико-экономическому [c.105] соревнованию. Роль геоэкономики сводилась к анализу изменений конфигурации, связанной с указанным критерием.

3. Разнородные участники. Суверенные государства никогда не были единственными участниками событий международной жизни. Во все времена отдельные личности, политические и общественные движения, негосударственные институты, такие, как церковь, также оказывали влияние на характер международных отношений. Конец XX века ознаменовался проявлением ряда новых тенденций: открытие границ и ослабление инструментов государственного контроля; резко возросшее международное значение данных о крупных кампаниях и секторах экономики (от автомобильной промышленности до банков, от телекоммуникаций до воздушного транспорта); утверждение коллективных и даже индивидуальных действий на рынках, в частности на финансовых рынках (мифы о всемогущих спекулянтах). В результате взаимодействия этих тенденций возник анархический экономический мир, где границы между дозволенным и запрещённым, между законным и нелегальным чрезвычайно подвижны и размыты. Геоэкономика призвана анализировать и систематизировать эти данные о рынке, где государства, сохраняющие свои прерогативы и несущие свою долю ответственности, подвергаются дестабилизирующему влиянию со стороны хозяйствующих субъектов (предприятий и частных лиц), которые сами весьма далеки от стабильности. При этом государства остаются защитниками интересов своих граждан и предприятий.

Изучение геоэкономики предполагает знакомство со сложными, противоречивыми отношениями между политической и экономической логикой пространства (I), а также с прогнозами и выводами относительно перспектив на конец XX века и, возможно, на XXI век (II).

 

I. Экономическая логика или политическая логика пространства

 

Экономика и политика являются составными частями бытия человека. Экономика занимается изучением вопросов, связанных с созданием, распределением и потреблением ценностей; с точки зрения экономики, пространство включает в себя место производства (земля, шахты, заводы...), пути обмена товаров (всевозможные пути сообщения), рынки и т.д. В свою очередь, интересы политики концентрируются на организации отношений между людьми в рамках коллективных структур (от античного города до государства-нации, а однажды, может [c.106] быть, и до всемирного государства).

Политическое пространство радикально отличается от экономического, поскольку первое не может существовать без постоянства, без барьеров, тогда как второе пребывает в непрерывном движении в зависимости от изменений спроса и предложения товаров и услуг.

 

А. Логика укоренения и логика движения

 

1. Политика и контроль территории

 

Первым человеческим обществом было общество кочевников. В конце XX века кочевые народы всё ещё существуют, но они сведены до положения бродяг, живут в постоянной нужде и страдают от пограничного контроля.

Однако ещё с доисторических времён власть и могущество правителей отождествлялась с контролем над определёнными территориями. Так например, египетские фараоны господствовали в долине Нила. Чем объяснить стремление к укоренению на определённой территории, которое и сегодня остаётся одним из основных факторов политики? Потому что с доисторических времён сельское хозяйство, т.е. рациональная эксплуатация земли, позволяло создавать избыток продуктов, на основе которого создавались политические структуры. В этих обществах, живших под постоянной угрозой голода, происходила дифференциация политических функций: подсчитывать и закладывать на хранение сельскохозяйственные продукты, взыскивать часть продукции в пользу служителей культа, знати и короля. Политический контроль над территорией преследовал две цели, значение которых сохранилось до сих пор: обеспечивать порядок внутри страны (внутренняя безопасность, полиция) и защищать это пространство, его обитателей от внешнего врага (внешняя безопасность, оборона). Китайская стена, построенная и восстановленная по воле императоров, выполняла эту двойную функцию: гарантировала население страны от набегов степных варваров и не позволяла китайцам укрываться от произвола властей.

Начиная с XV века современное государство ещё больше углубило территориальную логику: произошло выравнивание статуса всех территориальных образований внутри страны, благодаря повсеместному применению единых правил и законов, а также были установлены чёткие непрерывные границы, в рамках которых действует национальный суверенитет.

 

2. Экономика или логика товаропотоков

 

Сферой деятельности политики является контроль, барьеры, [c.107] правила, в то время, как интересы экономики распространяются на потоки и обмены.

Политики и экономисты по-разному относятся к территориальным вопросам. С точки зрения политика, территория является пространством, где государство осуществляет свой суверенитет. За пределами национальных границ суверенитет осуществляется уже другими государствами. С точки зрения экономиста, территориальные факторы представляют собой определённые выгоды и/или преимущества при совершении операций обмена. Его цель состоит в производстве и распределении (реализации) товаров. Для политика деньги являются одним из факторов могущества, для экономиста – это смазка, обеспечивающая движение и создание ценностей.

Именно этими различиями в подходах объясняется постоянная напряжённость в отношениях между государством и предпринимателями.

Государство постоянно стремится контролировать потоки (товаров, капиталов, людей и даже идей). Сборы, получаемые благодаря контролю над этими потоками (грабежи, пошлины, налоги и т.д.), позволяют государству иметь необходимые средства как для содержания полиции и армии, так и для повышения собственного престижа. Кроме того, по выражению немецкого философа и социолога Макса Вебера, государство обладает “монополией на узаконенное насилие”. Оно может наказывать своих граждан, отнимать их имущество, но может и защищать их. На протяжении столетий торговцы старались льстить, умасливать, осыпать подарками власть, которая может в любой момент конфисковать их товары, арестовать их самих, раздавить их. В то же время торговцы понимали, что только государство может защитить их от опасной конкуренции.

В то же время потоки товаров, золота, денег, услуг и информации постоянно перермещаются в пространстве, повинуясь динамике, которая неподвластна государству, стоит над государством. В своей работе Средиземноморье в эпоху Филиппа II Фернан Бродель анализирует истоки могущества Испании в XVI веке и причины её упадка. Он пишет: “Таким образом, Севилья была захвачена, уничтожена изнутри невидимыми полчищами прожорливых термитов, чем незамедлила воспользоваться Голландия [...] Амстердам привлёк к себе торговцев из Антверпена и, устранив севильских конкурентов, набросил свою сеть на огромные испанские владения в Америке”. Тогда как государство остаётся пленником своей собственной территории, пути движения товаров и капиталов непрерывно перемещаются в зависимости от политической и стратегической коньюктуры, а также расчетов торговцев.

Хотя политика и властвует над экономикой, последняя постоянно [c.108] стремится освободиться от её господства.

 

Б. Геополитические и экономические цели

 

1. Политические конфликты и борьба за контроль над ресурсами и путями сообщения

 

История показывает, что политическая борьба всегда была тесно связана с борьбой за обладание ресурсами.

– Со времён Александра Македонского (356–323 г. до новой эры) и до Великих географических открытий XVI века “шёлковый путь” представлял собой жизненно важную артерию между Европой и Дальним Востоком, по которой непрерывным потоком шли ценные и редкие товары: шёлк, пряности и т.д. С III по VII век Византия и Сасанидская империя вели между собой борьбу за “мировое экономическое господство, т.е. за контроль над путями, по которым на Запад доставлялись товары из Китая и других стран Дальнего востока, прежде всего шёлк” (Maxime Rodinson). В течение всего XIII века империя, основанная Чингисханом, богатела благодаря контролю над шёлковым путём, где монголы обеспечивали безопасность караванов. Непрерывные конфликты за право контролировать сухопутные и морские (через Индийский океан) пути между Дальним Востоком и Европой приобрели поистине всемирный масштаб с включением (начиная с XVI века) Атлантического и Тихого океанов в систему международных торговых связей.

– После открытия Америки Христофором Колумбом Атлантический океан перестал быть неведомым морем на краю света и очень скоро стал предметом соперничества между великими державами. За право контроля над Атлантикой вели борьбу сначала Испания и Португалия (XVI век), затем Испания, Голландия, Франция и Англия (XVII век), позднее Франция и Англия (XVIII век)...

 

2. Геополитическая логика, экономическая логика и мировые войны

 

Согласно известному тезису Ленина, сформулированному в работе Империализм как высшая стадия капитализма (1916 г.), экономическое развитие никогда не бывает равномерным, независимо от того, идёт ли речь о предприятиях, об отраслях экономики или о государствах. Неравномерность развития создаёт в рамках капиталистической системы постоянно нарастающие противоречия. Процесс концентрации, образование трестов и картелей, тесно связанных с государством, приводят к стагнации производства и росту паразитической прослойки в обществе, этим объясняется непрерывная борьба за рынки сбыта, за [c.109] раздел мира на сферы влияния, за обладание колониями. Но накапливание богатств и расширение сферы контроля ведут к возникновению новых конфликтов между капиталистическими монополиями, сталкивающимися с кризисом перепроизводства и стремящимися к захвату дополнительных рынков. Единственным выходом из такой ситуации представляется война, присущая самой природе капитализма, согласно утверждениям марксизма-ленинизма.

Но соответствуют ли мировые войны XX века схеме, предложенной Лениным?

а) Первая мировая война

Война, вспыхнувшая летом 1914 года, казалось, полностью подтвердила правоту выводов Ленина. Экономические противоречия обострились до предела. Великобритания, чьё экономическое превосходство было бесспорным в течение первых трёх четвертей XIX века, столкнулась с мощным соперничеством немецкой промышленности. Вызов немцев был абсолютно невыносим, потому что речь шла о близко расположенной стране, чья территория очень долго оставалась основным театром военных действий в Европе. Более того, после столкновений из-за африканских колоний (1876-1912 г.г.) выяснилось, что весь мир уже поделён, и те, кто требует себе место под солнцем, пришли слишком поздно. Так была ли первая мировая война действительно войной за рынки сбыта? Нам кажется, что нет.

– В 1914 году экономическая взаимозависимость, по крайней мере между европейскими странами, была уже весьма существенной. Великобритания была крупнейшим покупателем немецких товаров, в свою очередь Германия была вторым по значению рынком сбыта для английской промышленности. “Вечные враги”, Франция и Германия, поддерживали оживлённые экономические связи, что не исключало отдельные периоды напряжённости в двусторонних отношениях, вызываемых действиями националистов (в частности, небольшая таможенная война в 1911-1913 годах). Кроме того, наметился глубокий раскол в деловых кругах. “С одной стороны, в силу тесного сотрудничества с правительствами, они проводили инвестиционную политику, способствовавшую укреплению международных союзов и обострению колониального соперничества. С другой стороны, они извлекали выгоду из международной торговли и были кровно заинтересованы в её развитии” (James Joll, The Origines of the First World War, 1984). Как же могут стремиться к войне те, кто убеждён, что она неизбежно приведёт к разрушению международной экономической системы и подрыву их собственного благополучия?

– Летом 1914 года экономические вопросы мало занимали политиков. Стремительное развитие событий поглощало всё их время и [c.110] энергию. К тому же мало кто предполагал, что это будет затяжная война, способная прервать хозяйственные связи и нарушить сложившееся экономическое равновесие. Тем не менее война оказалась долгой.

б) Вторая мировая война

Многие учёные-коммунисты рассматривают обострение напряжённости между либерально-демократическими странами (Великобританией, Францией) и нацистской Германией после экономического кризиса 30-х годов как новое проявление противоречий капитализма, оказавшегося в плену депрессии.

Однако в момент трагического замешательства 30-х годов, когда каждый был убеждён, что борется за своё выживание, могла ли вообще идти речь о чём-либо рациональном, например, об автономии и экономических интересах?

С августа 1939 года по июнь 1941 непримиримые враги – гитлеровская Германия и сталинский Советский Союз – были союзниками. С 1941 по 1945 год либерально-демократические страны – Великобритания и США – поддерживали союзнические отношения с Советским Союзом, чья историческая миссия заключалась в уничтожении либерального капитализма. В то время экономическая и политическая логика были неотделимы друг от друга: когда идёт манихейская борьба между Добром и Злом, экономика является всего лишь инструментом в руках политики.

 

II. Геоэкономика как ключ к познанию мира на пороге XXI века

 

Геоэкономика по своему формулирует два основных вопроса геополитики: Что такое мощь? Где и как она материализуется? Но в конце XX века возник ещё один вопрос: чем объяснить возросший интерес к изучению связей между экономикой, пространством и мощью? Конечно, геоэкономика теперь в моде, но любая мода является отражением наиболее характерных черт своей эпохи.

 

А. Экономический фактор и пространство в конце XX века

 

1. Основной парадокс: мировое экономическое пространство со множеством барьеров и зон неравномерного развития

 

Мировое экономическое пространство возникло задолго до конца XX века. Например, в период с 1890 по 1914 год такое пространство сформировалось вокруг Европы и включало в себя Россию, [c.111] Соединённые Штаты и Японию, а также те части земного шара, где господствовали западные державы. Кризис 30-х годов охватил если не весь мир, то по крайней мере несколько континентов.

С этой точки зрения, специфика конца XX века характеризуется тремя факторами. Во-первых, происходит углубление взаимозависимости стран в различных областях (торговля, инвестиции, перемещение капиталов, обмен технологиями), что способствует ещё большему усилению этой взаимозависимости. Во-вторых, важнейшие отрасли экономики отдельных стран (сельское хозяйство, промышленность, услуги) работают не только и не столько на национальный рынок, сколько на международный. В-третьих, большинство стран связывает своё будущее, своё выживание со своей способностью участвовать в международном технико-экономическом соревновании. Одновременно следует отметить, что с точки зрения геоэкономики мировое экономическое пространство отличается существенной неоднородностью и фрагментарностью.

– Происходит интеграция огромного большинства государств в единую экономическую систему, хотя между ними сохраняются заметные различия в уровне развития: промышленные страны Запада, стремительно развивающиеся страны третьего мира, внезапно обедневшие страны бывшего социалистического лагеря, страны Африки и Азии, оказавшиеся на обочине экономического прогресса. Эти различия рассматриваются в динамике планетарной эволюции, они представляют собой одновременно и позитивные, и негативные факторы, что подтверждается, например, переносом ряда производств из одних стран в другие из-за разницы в стоимости рабочей силы и в уровне социальной защиты; подтверждением данного положения служат также миграционные потоки из бедных стран в богатые. Единство мирового экономического пространства доказывается простым фактом: различия в уровне развития не только создают непреодолимые препятствия между разнородными зонами, но и активно используются хозяйствующими субъектами (государствами, предприятиями и даже физическими лицами).

– Государства и государственные границы продолжают существовать. Конечно, имеется немало способов открывать эти границы для международной торговли, туризма, перемещения капиталов и информационных потоков. Тем не менее государства сохраняют за собой право законодательного регулирования режима границ. Пока будут оставаться суверенные государства, останутся и границы, даже если их пересечение не связано со значительными трудностями. Ход европейской интеграции подтвердил это положение. Начиная с 60-х годов Европейское сообщество занято устройством своей общей внешней [c.112] границы, что выразилось, в частности, в установлении единого таможенного тарифа на ввоз товаров в ЕЭС. Провозглашение Европейского союза (Маастрихт, 7 февраля 1992 года) предполагает окончательную отмену границ между членами Союза и завершение формирования внешней границы сообщества.

– Наконец, планетарная экономическая интеграция, идеология единого рынка не способны устранить границы в областях, где политика и экономика практически бессильны, т.е. культурные и религиозные границы.

Каким образом универсалистские принципы рынка, свободы, демократии могут сочетаться с самобытностью социальных, этнических и религиозных групп? С одной стороны, динамика интеграционных процессов ведёт к формированию однородного, стандартизированного человечества, управляемого с помощью западного рационализма. С другой стороны, различия, унаследованные от прошлого, не исчезают бесследно; они либо ставят универсализм себе на службу, либо противостоят ему, но в том и другом случае они испытывают на себе его преобразующее влияние.

 

2. Суверенное государство и технико-экономическое соревнование

 

Государство остаётся территориальным образованием, которое несёт ответственность за благополучие своего населения. В конце XX века перед ним стоит трудная задача: как сохранить целостность и само существование своей территории и своего населения в эпоху резко возросшей взаимозависимости?

С точки зрения государства, классическая внешняя угроза заключается в попытке захвата его территории. Следовательно, оно должно быть готовым оказать отпор возможной внешней агрессии. В то же время национальная идея, на которой с конца XVIII века основывается современное государство, также должна сохранять свое специфическое значение; в либерально-демократических странах эти задачи государственной важности не исключают возможности обменов и смешанных браков, однако вновь прибывшие должны либо растворяться в нации (как во Франции), либо по меньшей мере подчиняться ей (как в Соединённых Штатах).

Но технико-экономическое соревнование заставляет государство по-новому взглянуть на свою территорию. Речь уже не идёт о её защите или о сохранении её специфики. Напротив, необходимо максимально открыть страну, обеспечить ей наиболее выгодные условия в конкурентной борьбе. Так например, иностранные инвестиции, которые хотя [c.113] и ставят национальную экономику в зависимость от решений, принимаемых за границей, являются важным фактором интеграции страны в мировой рынок. Даже фундаментальные атрибуты суверенитета (законодательство, налоговая политика и система образования) подвергаются пересмотру с учётом международных стандартов. Закон, налогообложение и национальная валюта начинают конкурировать с иностранными законами, налогами и валютой, т.к. слишком большие отличия от международных норм могут отпугнуть иностранного инвестора или бизнесмена.

Государство, привязанное к своей территории, должно сделать её максимально привлекательной для иностранцев. Это приводит к своеобразной шизофрении государственных структур, которые вынуждены в одно и то же время защищать и открывать границы, сохранять национальную самобытность и обеспечивать восприимчивость ко всему новому.

 

3. Территориальные проблемы и предпринимательство

 

Как уже отмечалось, государство неотделимо от своей территориальной базы. Но какие связи существуют между предприятием и национальной территорией? Функция предприятия состоит в обеспечении круговорота ценностей в результате производственной деятельности и осуществления торговых операций.

Массовая интернационализация товарообмена порождает в наши дни серьёзную напряжённость в рамках предприятий.

– С одной стороны, предприятия безусловно располагают собственной территориальной базой, хотя это по-разному проявляется в различных секторах экономики. Во-первых, речь идёт о юридическом адресе предприятия, затем о месте нахождения его администрации, технических служб и производственных помещений, наконец, о локализации его рынков сбыта. Однако рынки сбыта того или иного предприятия не “принадлежат” ему в такой же степени, как, например, национальная территория принадлежит данному государству. Рынок сбыта представляет собой ненадёжную территорию, на которую ежедневно покушаются конкуренты. Тем не менее, сравнение рынка с территорией совершенно оправдано: для многих предприятий национальный рынок является тыловой базой, зоной для отступления в случае неудачи, в то время как иностранные рынки представляют собой пространства, куда вкладываются капиталы и которые необходимо удерживать до последней возможности.

– С другой стороны в конце XX века будущее предприятия зависит от его мобильности и способности распространять свою деятельность за пределы национальной территории. Необходимо непрерывно [c.114] и адекватно реагировать на перемены, происходящие на рынке, на все его капризы.

Для этого предприятие должно максимально облегчить свои структуры: иметь нулевые резервы, передать субподрядчикам все вспомогательные операции, осуществлять сетевое управление, охватывающее в некоторых случаях всю планету, постоянно искать новые продукты по всё более низким ценам.

В результате предприятия сталкиваются с противоречием между необходимостью иметь национальные корни и повышенными требованиями к гибкости своей производственной деятельности. Каждая фирма, каждая отрасль экономики по-разному пытается разрешить это противоречие.

Классические отрасли промышленности – металлургия, автомобильная или химическая промышленность и т.д. – опираются на мощные интегрированные структуры, с большим числом постоянных рабочих и служащих. С точки зрения геоэкономики, эти предприятия относительно стабильны, они привязаны либо к зонам добычи соответствующего минерального сырья, либо к крупным портам, либо к большим населённым пунктам. Инода целые города ассоциируются с тем или иным видом продукции (например, Рур – с производством стали, а Детройт – с автомобильной промышленностью).

Но за последние десятилетия такая геоэкономическая конфигурация была подвержена пересмотру в результате внедрения ряда технических новаций, широкого применения промышленных роботов, гибких производственных линий.

В этой непрерывной гонке всегда проигрывает тот, кто отягощён историей, оборудованием, громоздкими трудовыми коллективами, традициями и достижениями в социальной сфере, а выигрывает тот, у кого есть преимущество в скорости, кто стремится получить максимальную прибыль, кто действует решительно и грубо, кто не привязан к прошлому и не дорожит им.

Сейчас, в результате интернационализации, логика государства далека, как никогда, от логики предприятия. Государство понимает, что ценности могут ускользнуть с его территории вследствие утечки капиталов. В свою очередь предприятия сознают свою уязвимость и отдают себе отчёт в том, что государство занимает господствующие позиции в этом мире, что оно может и приказать, и запретить, и защитить. [c.115]

 

Б. Геоэкономическая конфигурация мира в конце XX века

 

1. Геоэкономические зоны

 

а) Мировое пространство

Мировой рынок не является ни системой обезличенных законов свободной торговли, ни заурядным базаром, где сталкиваются интересы сильных мира сего – государств и транснациональных компаний (Rene Sandretto).

Мировое геоэкономическое пространство является одновременно единый и неоднородным, упорядоченным и анархичным.

Разумеется, существуют колебания спроса и предложения, о чём свидетельствуют перемещения капиталов и перенос производственной деятельности предприятий из одной страны в другую. Как считает Шарль Голдфингер (Charles Goldfinger, La Geofinance, 1986), “геофинансы, т.е. новое финансовое пространство-время, игнорирующее законы географии и национальные границы, представляют собой синтез мировых денег, информационной технологии и либерализации законодательного регулирования”. Это означает, что некоторые хозяйствующие субъекты (предприятия и даже физические лица, а также государства и международные организации) осуществляют свои операции исходя из факторов, действующих если не на территории всего земного шара, то, по крайней мере, на его значительной части, ативно включённой в мировую экономику.

Но это поле деятельности характеризуется наличием множества барьеров, неравномерностью, искажениями. Возможность игры на нём обусловлена скоростью обмена информацией и относительно низкими тарифами (в частности, на перевозку грузов). Информационные сети, очень плотные в Западной Европе, Северной Америке и Японии, чрезвычайно слабо охватывают ряд стран третьего мира (Африку к югу от Сахары, Анды в Южной Америке, южная часть Тихого океана...).

Эта игра ведётся по особым неписанным правилам, не имеющим ничего общего с нормами, разработанными международными организациями, в частности ГАТТ, созданной в 1947 году и объединявшей 117 стран в 1993 году. Эти правила представляют собой смесь традиций и торговых обычаев.

Но в столь разнородном мире, где нет единого, общепризнанного авторитета, постоянно возникают противоречия, связанные с различным толкованием правил. То, что промышленные страны называют демпингом и воспринимают как акт экономической агрессии со стороны развивающихся стран, для последних является лишь следствием [c.116] уровня их экономического и социального развития. Нет правил вне реального соотношения сил, они могут его отражать, фиксировать, иногда частично модифицировать, но никогда не могут его совершенно игнорировать.

В процессе активной интернационализации происходит смешение порядка и беспорядка. Официальный порядок, устанавливаемый государствами, обнаруживает свои пределы и свои пробелы. Возникает и столь же быстро распадается стихийный порядок, примером которого может служить незаконная торговля некоторыми товарами (в эту категорию входят наркотики, деньги, оружие и даже рабочая сила). Там применяются специфические правила, замешанные на солидной порции насилия.

б) Региональные экономические пространства

В конце XX века идея геоэкономики тесно связана с развитием региональных экономических организаций (зон свободной торговли, таможенных союзов и т.д.). В качестве примера можно привести европейское строительство, начатое в 50-х годах; Североамериканскую ассоциацию свободной торговли, включающую США, Канаду и Мексику; Меркосюр, куда вошли Бразилия, Аргентина, Парагвай и Уругвай;

Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии... Можно предположить, что в XXI веке мир будет состоять целиком из региональных экономических блоков.

– Хотя все эти пространства вписываются в логику формирования крупных рынков – единственных группировок, отвечающих требованиям экономики конца XX века – каждое из них отличается от всех остальных. Например, Европейский союз, опирающийся на интегрированное пространство, имеет две характерные черты: общую торговую политику в отношении внешнего мира и общую политическую цель.

Северо-американская ассоциация свободной торговли способствует развитию обмена товарами между партнёрами, но не представляет собой органа по согласованию торговой политики стран-участниц в отношениях с другими государствами. Кроме того, эта региональная организация объединяет по сути мощную сверхдержаву (США) и две страны-спутника, втянутые в её орбиту: Канаду и Мексику. В то же время Ассоциация стран Юго-восточной Азии (включающая Таиланд, Малайзию, Сингапур, Индонезию, Бруней и Филиппины) характеризуется тем, что важнейшие партнёры этого пространства не являются членами данной организации: речь идёт прежде всего о Японии, а также о Южной Корее и Соединённых Штатах Америки. В начале 90-х годов группировка Меркосюр всё ещё оставалась в стадии проекта; кроме того, Бразилия со своими 140 миллионами жителей совершенно [c.117]

[c.118-119 – утраченный фрагмент]

экономики конца XX века. Регион-государство знаменует разрыв связей между политикой и экономикой, между законностью и богатством. С одной стороны растёт число регионов, чьё единство обеспечивается совместным процветанием; они начинают играть всё более заметную самостоятельную роль в рамках мировой экономики. С другой стороны, наследие прошлого – государства – продолжает существовать, несмотря на утрату значительной части своих функций.

Такой подход вызывает, по меньшей мере, два вопроса:

– Чем выше уровень развития этих “естественных” экономических регионов, тем в большей степени они должны брать на себя заботу об удовлетворении коллективных потребностей населения (благоустройство городов, дороги, уборка и вывоз мусора, здравоохранение, образование...). Как можно решать все эти проблемы без политических структур (введение налогов, подготовка бюджета, получение согласия жителей на оплату этих расходов)? Более того, существуют ли действительно зоны процветания, где все одинаково богаты и где не возникает проблем неравенства и солидарности? Как либеральный, так и марксистский экономизм ставят своей целью упразднение политической власти, полагая, что всеобщее обогащение позволит сменить “управление людьми” на “управление вещами”. Но это может привести к тому, что будут сняты все препятствия для безудержного удовлетворения индивидуальных потребностей. А какой человек не мечтает иметь больше, чем его сосед?

– Государство-нация представляет собой механизм солидарности, работающий более или менее хорошо. О какой стабильности и добрососедстве может идти речь, если мир будет представлять собой сочетание зон концентрации богатства, составляющих меньшую часть и вынужденных в конечном счёте образовать круговую оборону, и огромных зон бедности и застоя? Эти “естественные” экономические образования претендуют на независимость (действительно, зачем им платить за ленивых и отсталых?), но они по своей природе являются нежизнеспособными и уязвимыми. Если в соответствии со своей специализацией они останутся открытыми для всех полюсами товарообмена, они неизбежно привлекут всевозможных любителей наживы. Если же для сохранения своего богатства они станут закрытыми территориями, то что станет с товарообменом, источником их благополучия?

 

2. Геоэкономическая иерархия

 

В соответствии с положениями геополитики, сформулированными англичанином Маккиндером и немцем Хаусхофером, гарантией могущества государства является контроль над элементами, [с.120] обладающими большой массой (территорией, людьми, сырьевыми ресурсами...). Понятия “мощь” и “безопасность” неразрывно связаны между собой. Обладать мощью – значит располагать как можно большим количеством разнообразных ресурсов. С этой точки зрения по-настоящему мощными государствами следует считать государства-континенты (США, СССР, Китай...), а также колониальные империи первой половины XX века. Опыт периода, который начался после второй мировой войны и продолжался до 80-х годов, т.е. период противостояния сверхдержав, подтверждает этот вывод.

Со своей стороны, геоэкономика стремится отождествлять могущество с контролем над международными сетями. Могущество проистекает из способности создавать международные сети (торговые пути, каналы передачи информации или изображения...), использовать их, извлекать из них прибыль. При этом могуществом обладает тот, кто занимает стратегическое положение в международной сети или в совокупности международных сетей и обладает талантом максимально использовать свои преимущества. Если политическая и военная мощь позволяет навязать свою волю, угрожать и наносить удары, то мощь, которую даёт контроль над международными сетями, позволяет оказывать давление, склонять на свою сторону, проникать в лагерь противника. В отличие от военно-политической мощи, геоэкономическая мощь позволяет добиваться решения проблем более мягкими средствами.

Однако это не означает, что геоэкономика упраздняет традиционные критерии могущества. Военно-политические цели хотя и меняются, но всё же остаются. В новых условиях мощь означает способность установить или поддерживать порядок (например в 90-х годах одна из важнейших целей внешней политики США заключалась в сохранении режима нераспространения ядерного оружия, в частности, борьба против ядерных амбиций Северной Кореи...).

В то же время иерархия, предлагаемая геоэкономикой, кажется довольно неопределённой, многовариантной. В качестве примера можно привести небольшой город-государство Сингапур, имеющий чрезвычайно выгодное географическое положение и располагающий великолепной инфраструктурой для организации международных обменов. Но с другой стороны Сингапур очень уязвим, своей ситуацией он напоминает торговые центры Европы – Венецию, Амстердам..., находящиеся под властью бюрократизированных государств. В 90-х годах резко возросло значение Гонконга в системе международной торговли, однако серьёзный политический фактор омрачает его будущее: являясь британской колонией с 1841 года, Гонконг должен вернуться 1 июля 1997 года в лоно матери-родины, Китая.

Мобильность, способность быстро реагировать на изменение обстоятельств и приспосабливаться к ним, являются важными козырями… [c.121]

[c.122-123 – утраченный фрагмент]

 

предыдущая оглавление  следующая