Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

Политическая система общества Политические партии и партийные систкмыПолитические партии в России Нормы, санкции и правоотношенияПраво как институт политической системы

Политическаие институты и организации

Понятие и сущность праваГосударство: нормы праваВласть и правоприменениеВласть и толкование нормВласть и правопорядок

Понятие и сущность права     

 

Ильин И.А. Общее учение о праве и государстве  | Следующий

 

Понятия права и силы (Опыт методологического анализа)[1]

 

Глава I

Глава 2  Глава 3   Глава 4   Глава 5   Глава 6   Глава 7

 

Вопрос о соотношении права и силы[2] заслуживает со стороны юриста особого внимания по целому ряду оснований. Так, с одной стороны, эта проблема играет видную роль в истории политических учений.[3] Самые различные философские, политические и юридические доктрины подходят к ней с тем, чтобы дать ей то или иное истолкование и решение, и если мы возьмем только те учения, которые так или иначе сближали силу и право, то перед нами развернется длинный ряд воззрений, нередко совершенно разнородных в целом и по существу. В той или иной модификации мы найдем это сближение и у софистов[4], и у пламенного республиканца Макиавелли[5], и у монархомахов[6] (Гюбер Ланге[7]), и у натуралиста Гоббса[8], и у Спинозы[9], и у крайнего индивидуалиста Штирнера[10], и у реакционера Галлера[11], и у социолога-правоведа Гумпловича[12], и у многих других. Идейный материал столетиями накоплялся вокруг этой проблемы, и сущность ее приобретала постепенно все более утонченный и запутанный характер. Наличность сходных решений в самых различных доктринах должна была бы уже сама по себе приковать внимание исследователя к этой проблеме.

К этому присоединяется далее практическая жизненность этого вопроса. Самые различные социальные группы заинтересованы в том или ином практическом разрешении конфликта между правом и силой, в установлении так называемого «правильного» соотношения между этими моментами общественной жизни. И хотя практический интерес, заставляющий бороться за торжество «бессильного права» или сочувствовать «бесправной силе», и способен вообще вызвать теоретический интерес к проблеме, но важность и необходимость предварительного научного аналитического освещения вопроса далеко еще не сознается в достаточной мере.

7

Теоретическая сложность проблемы является третьей особенностью ее, способной приковать к ней внимание исследователя. Среди юристов-теоретиков проблема соотношения права и силы может и должна вызывать интерес в представителях всех отдельных дисциплин: вопросы об определении права, о его образовании, применении и содержании близки каждому юристу-теоретику, как таковому, а проблема эта находится в теснейшей связи с этими вопросами. Самые понятия права и силы принадлежат к числу самых трудных и сложных в истории научной мысли вообще. Сказать что-нибудь исчерпывающее об этих понятиях является до сих пор делом недосягаемой трудности и может вообще показаться, что проблема их соотношения должна быть отнесена к числу так называемых «проклятых» проблем.

Поэтому, если мы берем на себя задачу сказать нечто по ее поводу, то не потому, чтобы она казалась нам по существу своему несложной, а решение ее легко достижимым; но потому, что некоторые общие точки зрения, складывающиеся за последнее время в философии и философии права, намечают, по нашему мнению, тот путь, движение по которому позволит, может быть, внести в эту проблему необходимый аналитический свет.

Чтобы стать на этот путь, необходимо прежде всего признать, что историко-философскому и практическому освещению ее должен непременно предшествовать теоретический анализ. Сущность воззрения на право и силу не может быть понята ни в одной исторически известной нам доктрине, если мы не сделаем предварительно попытки определить эти понятия в терминах современной науки: ибо процесс уяснения отживших учений состоит по существу в переводе их на язык современных понятий. Точно так же критическая оценка этих учений предполагает, что проблема так или иначе теоретически решена, что «правильное» соотношение понятий найдено. Наконец политик-практик, говорящий о «силе права» и о «праве силы», должен ясно и отчетливо представлять себе все внутреннее, логическое значение этих словосочетаний, и именно теоретический анализ понятий может поставить на должную высоту осмысленности его рассуждения и действия. Итак, юристу, кто бы он ни был, необходимо начать с теоретического рассмотрения проблемы.

8

Проблему о соотношении права и силы мы попытаемся поставить здесь с общеюридической точки зрения. Это значит, что мы отвлечемся от тех постановок, которые она получает в отдельных юридических дисциплинах и от тех специальных вопросов и затруднений, которые возникают для нее в отдельных науках, и подойдем к ней с точки зрения общего правоведения. На первый план, след., у нас станет анализ понятий силы и права, но притом в одном определенном отношении.

Изолируем нашу постановку еще полнее и точнее. Мы отвлечемся от вопроса о том, что в этическом или социально-философском отношении ценнее – право или сила; или что чему должно служить в политическом отношении, т.е. право ли есть цель, а сила – средство, или наоборот. Мы оставим также в стороне вопрос о том, что над чем торжествовало в процессе исторического развития и что являлось причиной и что следствием. Нас интересует не то, что должно быть в общественной жизни, и не то, что было в исторической действительности. Все эти вопросы высокой важности и интереса. Но не в них сейчас центр тяжести. Анализ понятий силы и права мы попытаемся произвести здесь с точки зрения общей методологии юридических дисциплин.

Современное правоведение все с большей определенностью и принципиальной осознанностью приходит к признанию того, что право само по себе есть некоторое в высшей степени сложное и многостороннее образование, обладающее целым рядом отдельных сторон и форм «бытия». Каждая из этих сторон входит в сущность того, что именуется одним общим названием «права», но каждая из них представляет по всему существу своему нечто до такой степени своеобразное, что предполагает и требует особого, наряду с другими, специального определения и рассмотрения. Если общее изучение опускает хотя бы одну из этих сторон, то оно не полно; если изучение одной из них бессознательно сливается с другой, то возникает опасность методологических смешений, могущих иногда прямо обесценить все исследование. Эта точка зрения признает таким образом, что нет единого универсального и исключительного способа изучения права, который вытеснил бы и заменил все остальные, сделал бы их излишними, ненужными. Способов изучения права много; каждый из них в отдельности

9

ценен, необходим и незаменим. Вера в спасительный методологический монизм падает и уступает место принципиальному признанию методологического плюрализма*[PS1] [13].

Все правопознание начинает с этой точки зрения осложняться, расслояться, дифференцироваться. Юридические дисциплины начинают разделяться уже не только по характеру регулируемых отношений, а по способу рассмотрения права, как такового. Подходя к праву во всей его сложности со своей особой точки зрения, каждая методологически обособленная дисциплина выделяет в нем именно ту сторону, которая важна для нее, и именно эту сторону объявляет существенной в праве, составляющей искомую сущность права. Получается не одно определение права, а несколько, может быть много, и ни одно из этих определений не может и не должно претендовать на исключительность. Все они вместе и только сообща могут притязать на исчерпывающее постижение сущности права.

Между этими отдельными способами рассмотрения, между этими методологическими рядами правопознания может быть большая и меньшая близость и отдаленность. Взаимная отдаленность отдельных рядов может доходить до совершенной и полной, кардинальной оторванности. И именно в этом последнем случае понятия, принадлежащие к одному ряду, стоят по отношению к понятиям другого ряда в плоскости, по всему существу своему несходной, иной, чужеродной. Есть ряды правопознания, которые не только не дают ответа на вопросы, возникающие и стоящие в другом ряду, но даже не терпят их перенесения и постановки в своей сфере. Такие ряды должны быть охарактеризованы как ряды взаимно индифферентные в методологическом отношении, и сознание этой индифферент-

10

ности есть одна из ближайших и важнейших задач всего правоведения в целом. Так, напр., историческое рассмотрение и социологическое рассмотрение правовых явлений родственны друг другу, иногда сливаются и переливаются друг в друга; точно так же философская оценка правовых явлений и политико-телеологическое рассмотрение[14] их – имеют некоторые точки соприкосновения. Но, напр., догматическая разработка норм права, имеющая целью построить систему юридических понятий, и социологическое объяснение правовых явлений движутся в двух совершенно различных плоскостях, в известном отношении могут стать в положение взаимно индифферентных рядов, а в определенных вопросах обнаружить даже прямую противоположность.

Заметим еще, что принцип методологической индифферентности отнюдь не имеет и не должен иметь того смысла, что известные явления общественной жизни не стоят друг с другом ни в какой реальной связи, не обусловливают друг друга или не определяют. Сущность этого принципа состоит в известном, условно допускаемом, познавательном приеме логического отвлечения от одних сторон права при рассмотрении других сторон его. Конкретнее и определеннее говоря: познавая право в логическом ряду, мы отвлекаемся от тех сторон его, которые характеризуют его как реальное явление. Здесь противопоставляются не два явления, а, с одной стороны, право как явление, с другой стороны, право как нечто, рассматриваемое вне плоскости реального. Но по существу об этом дальше.

Произвести тот анализ понятий права и силы, который мы здесь предпринимаем, значит постараться обнаружить, есть ли возможность того, что известный методологический ряд правоведения или, может быть, несколько методологических рядов окажутся сродными той научной плоскости, в которой стоит понятие силы. И если окажется, что такое сродство или скрещение этих методологических рядов вообще возможно, то нам останется проследить и указать, для каких именно рядов это возможно и насколько. Тем самым решится и коррелятивный вопрос: есть ли у права такая сторона, которая никоим образом не терпит методологически сближения или тем более отождествления его с силой. И если есть, то какая это сторона. Это и даст

11

нам возможность сказать: возможно ли вообще рассматривать право как силу, допустимо ли это вообще с методологической точки зрения, и если допустимо, то в каких оттенках обоих понятий это возможно. Тогда только у нас окажется в руках и критерий для понимания и критической оценки всего ряда исторически известных нам доктрин, сближавших или тем более сливавших понятия силы и права. Тогда только и политик-практик получит возможность представить себе с полной ясностью и отчетливостью, в каких значениях право становится силой и какие меры могут содействовать или препятствовать праву в осуществлении его функции.

Оглавление | Следующий



[1] Статья «Понятия права и силы» – первая научная работа И. А. Ильина, опубликованная в журнале «Вопросы философии и психологии» (М., 1910. <Год> XXI. Кн. 101 (II). С. 1–38) и выпущенная тогда же в виде отдельной брошюры. В 1912 году она вышла в Германии на немецком языке в переводе самого Ильина (в этом ему помог доктор Самуэль Лурье из Гейдельберга), снабженная дополнительными текстовыми сносками специально для немецкого читателя. («Die Begriffe von Recht und Macht. Versuch einer methodologischen Analyse». Dr. Iwan Iljin, Dozent an der Universitat Moskau, Sonderabdruck aus dem Archiv fur systematische Philosophic herausgegeben von Ludwig Stein, Achtzehnter Band,1912, Heft 1, S. 63–88, Heft 2, S. 125–144, Berlin.) В настоящем издании текст статьи воспроизводится по указанному журналу. Составитель счел целесообразным включить сюда и дополнительные сноски, перевод которых выполнен 3. Г. Антипенко. Они даются в комментариях закавыченными, с обозначением в скобках (III in Iw. BRM) и указанием соответствующей страницы немецкого оригинала.

В дополнительных сносках И. А. Ильин приводит ряд имен – в частности, Erdmann, Windscheid, Puchte, Erxleben, Dernburg, Brinz, Kipp,– хорошо известных тогдашнему немецкому читателю, но в настоящее время практически не упоминаемых в справочной и научной литературе. Полностью откомментировать этих авторов и принадлежащие им труды в рамках данного издания не представляется возможным, ибо установление их требует специальной научно-поисковой работы.

Ильинская статья не осталась незамеченной среди ученых-правоведов, вызвав критические замечания. Здесь следует упомянуть фундаментальный аналитический разбор ее в книге Б.А. Кистяковского «Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права» (М., 1916), где ей отведено 16 страниц (с. 301–317). Кистяковский считал, что Ильин грешит формализмом в вопросе о праве и это, по его мнению, является «возрождением крайнего номинализма». Значительно позже другой правовед, Н. Н. Алексеев, в книге воспоминаний «В бурные годы» (Новый журнал. 1958. № 4) упрекал Ильина в схематизме статьи.

[2] В настоящий том включены работы И. А. Ильина, в которых рассматриваются темы «Право» (традиционно – «Философия права») и «Государство» («Государствоведение», или нетрадиционно – «Философия государства»). То, о чем пойдет речь в этом томе, более точно можно выразить словами самого Ильина – «Учение о правосознании» (так первоначально он планировал назвать свою монографию «О сущности правосознания»).

Право – одно из наиболее труднопостижимых понятий в истории человеческой мысли, хотя оно самое «практическое» и самое «конкретное» из всего того, что испокон веков занимало умы философов и государственных деятелей. На протяжении истории разные народы и страны открывали и развивали в праве определенные и важные его стороны, обогатив человеческий опыт и знание, придав этому понятию несомненную зримую историчность.

Рано обнаружилась его двойственная, объективно-субъективная природа. Греки и германцы, например, придерживались преимущественно воззрений на право как объективное, покоящееся на традициях явление; для римлян, воспринимавших право как результат действия воли, напротив, была важна субъективная его сторона. Это видно даже из этимологии слова «право» в двух языках: греческое ... (от ... – обычай, уклад, веление, закон) и латинское jus (имеющего своим корнем санскритское ju – связывать, обязывать).

С момента зарождения право находилось в тесной связи с моралью. «На языке всех образованных народов,– пишет по этому поводу немецкий философ-правовед Г. Арене в своей «Юридической энциклопедии, или органическом изложении науки о праве и государстве, на основании принципов этической философии права» (М., 1863.– С. 20),– выражением «право» (rectum, right, droit, recht) обозначается направление известных действий или отношений к известной цели». Эту цель часто понимали по-разному, но она всегда была «дозволенной» и по большей части «этической».

Связь права с этикой столь глубока, что вначале оно не выделялось из моральных норм и нравственных учений и во многом подменялось ими (у Платона и Аристотеля это была «правда», своего рода «нравственная истина», которую они помещали соответственно в идеальном и реальном планах бытия, подчеркивая естественность и положительность права).

Христианство внесло бесконечный (божественный) элемент в теорию права, указывая на высокое достоинство его духовной природы, признавая внутреннее соединение права с религией и нравственностью, но не принимая, однако, относительной самостоятельности права. Здесь следует отметить имена двух христианских мыслителей – Св. Блаженного Августина и Фомы Аквинского, наиболее полно отразивших религиозное воззрение на право и государство.

Реформация в лице Гуго Греция и его предтеч Филиппа Мелангтона, Иоганна Ольдендорпа, Николая Гемминга, Альберика Гентилиса, и в особенности Бенедикта Винклера возродила теорию «естественного права», выводя его из «природы человека». И хотя ими не ставилась под сомнение внутренняя связь с религией и нравственностью, это был первый шаг к полному отделению права от религии и этики. Более четко указанная идея проведена позже в учении Кристиана Томазия.

Философия права Лейбница и Вольфа призвала снова соединить между собой три главные этические системы – религию, нравственность и право, как бы предчувствуя (исторически бессознательно) и предупреждая грядущий субъективно-формальный уклон И. Канта, отрешившего мыслящий дух от объективного, физического и нравственного содержания и поставившего «целью» права «свободу». Реакцией на критическую правовую философию Канта стали: историческая школа (Фридрих Савиньи, Густав Гуго), ставившая задачей распознать бытие и жизнь права в истории, теологическая школа (Жозеф де Местр, Франц Баадер), понимавшая право не как плод человеческого произвола, но как божественное установление; философско-спекулятивная школа (Гегель), пытавшаяся понять право и государство как законное, диалектическое, всемирно-историческое явление; различные этические (в частности, этико-нормативная) школы, связывавшие право с нравственностью; мистическая школа (Карл Краузе), признававшая право как вечную идею, которая проявляется во временном развитии человечества, находясь в постоянной связи со всеми историческими, реальными человеческими отношениями, как изначально присущий этим отношениям божественный жизненный порядок, распознающийся посредством разума и реализуемый посредством свободы. К перечисленному следует еще добавить последователей Канта – формально-юридическую школу (Поль Л а-банд, Георг Иеллинек и др.), а также чисто юридическую школу (Рудольф Иеринг). Таким образом, в истории философии права существовал широкий спектр учений.

Ильин, как ученый-правовед и философ права, стоит здесь особняком. Он хорошо знал достижения мировой юридической и философско-правовой мысли, но был совершенно не похож ни на одного из своих предшественников, даже на своего учителя П. И. Новгородцева, возрождавшего в России естественное право и написавшего фундаментальное исследование «Об общественном идеале».

Его установку можно обозначить как православно-христианскую, относящую право к тайне творения Господня и замыслу Бога о человеческом обществе. Согласно Ильину, законы, которые должны осуществляться между людьми в их жизни и деятельности,– это нормы, или правила, указывающие человеку искомый им лучший путь его внешнего поведения. При выборе способа своего поведения (совершенно свободно, в силу присущей ему от природы и Бога свободы) человек бывает всегда «прав», если он следует в русле этого установленного пути, и «неправ», если он его не придерживается. Поэтому создание людьми порядка социальной жизни по своему произволу хотя и возможно, но всегда обречено на неудачу (философ дает исчерпывающую историческую иллюстрацию тщетности попыток воплощения в жизнь «неправых» норм права).

Государственная цель, по Ильину, есть «дело Божье на земле», т.е. опять-таки осуществление божественного назначения человека (замысла Бога о человеке) в этой жизни, другими словами – построение христианской культуры. Реализация этого «дела» – главная, но не единственная и самостоятельная задача, она связана с другими человеческими обязанностями – и религиозными, и нравственными, и национально-политическими, и хозяйственными, а также с многочисленными духовными и материальными дарами Господа.

Такова, вкратце, суть философской установки И. А. Ильина в подходе к рассмотрению права. Более обстоятельное представление читатель получит по прочтении тома.

[3] «Следует недвусмысленно подчеркнуть, что мы на протяжении всего предлежащего нам исследования из многозначного понятия силы (Macht.– 3. А.)* будем иметь в виду только тот аспект, который приближает это понятие к понятию «сила» (Kraft.– 3. А.). «Силу» (Macht.– 3. А.) здесь следует понимать как способ выражения понятия «сила» (Kraft.– 3. А.). И этого будет достаточно для нашего исследования, поскольку данный способ имеет в себе, согласно общепринятому правилу, все признаки, присущие родовому понятию. Значит, у нас Macht есть сила исключительно как понятие, в других, специальных, областях знаний оно имеет более тонкое, совершенное значение и соответственно ему в них употребляется» (II in iw. BRM, S. 63).

[4] Софисты – условное обозначение группы древнегреческих мыслителей середины V – первой половины IV вв. до н. э. Российский ученый XIX в. Н. И. Пилянкевич так комментирует их взгляды на соотношение силы и права: «...Софисты обучали искусству, красноречию и политике – как искусству управлять государством, т.е. народом, советом и судьями, по своему усмотрению или желанию <...>. Существо права они поставили в произволе народа, а справедливость в праве сильного; сильного не могут связывать, по их понятию, никакие договоры, условия или общественные постановления. Он может действовать всегда по своему произволу» (Пилянкевич Н. И. История философии права.– Киев, 1870.– С. 20).

[5] Макиавелли Николо ди Бернардо (1469–1527)–итальянский политический мыслитель, общественный деятель, историк и писатель. В его теоретических разработках сила приобретала статус правовой нормы. Макиавелли считал государство высшим проявлением человеческого духа, высшей целью политики, а служение ему – высшим смыслом жизни. Его необходимость он связывал с потребностью обуздания безграничных индивидуальных устремлений человека, который эгоистичен по своей природе. И если в обществе не развиты гражданские добродетели, если оно руководствуется эгоистическими побуждениями своих сограждан, пребывает в состоянии хаоса, то для наведения порядка и создания крепкого государства допустимо использование любых средств, включая насилие. При этом возможно игнорирование существующих законов и требований морали.

[6] Монархомахи – букв.: борцы против монархии, тираноборцы. Название, применяемое в истории политических теорий к сторонникам революционных учений, оправдывающих насилие, восстание и тираноубийство во имя естественного права. В более узком историческом смысле к ним относят лишь западноевропейских публицистов и политических теоретиков второй половины XVI – начала XVII в., выступавших в эпоху религиозных войн против абсолютизма (во Франции – Готман, Дюплес-си-Морне, Буше; в Шотландии – Бьюкенен; в Испании – Мариана и Суарец; в Германии – Альтузий). Термин появился впервые у Барклея– шотландского писателя, жившего во Франции на рубеже XVIXVII вв., в работе «De regno et regali politestate adversus Buchmanum, Brutum, Bucherium et religios monarchomachos eibri sex».

[7] Ланге Гюбер (1518–1581) – французский писатель-публицист, известный как автор блестящих этюдов на правовые темы.

[8] Гоббс Томас (1588–1679) – английский философ-материалист. Он связывал право с природой государства. Согласно его воззрениям, государство возникло на основе общественного договора из естественного догосударственного существования, когда люди жили разобщенно и находились в состоянии войны «всех против всех». Таким образом, оно выступало гарантом общественного порядка. И право выводилось из необходимости поддерживать гражданский мир с помощью сильной государственной власти.

[9] Спиноза Бенедикт (Барух) (1632–1677) – нидерландский философ. Взгляды Спинозы на право изложены в его последнем, неоконченном произведении «Политический трактат» (см.: Спиноза Б. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. М., 1957. С. 287–382). Под правом он понимает «законы или правила, согласно которым все совершается, т.е. самую мощь природы» (с. 291), природную, естественную силу. Она лежит в основе деятельности каждого отдельного человека, с ее помощью он «стремится утвердиться в своем бытии» (с. 292). Действуя, люди стараются объединить свои силы, ибо «вместе они могут больше и, следовательно, вместе имеют больше права» (с. 295). Так возникает государство, т.е. правовое объединение граждан. Их общее право, покоящееся на мощи, силе народа, олицетворяет верховная власть. Она и определяет законы государства и законы гражданского общества.

[10] Штирнер Макс (наст, имя и фамилия Каспар Шмидт) (1806– 1856) – немецкий философ-младогегельянец. Рассматривал все социальные институты, в том числе и право, как уродливое порождение сознания отдельной личности. Считал, что индивид не должен признавать никаких обязательных для себя общественных установлений; первоисточник права и морали видел в силе и могуществе конкретного человека.

[11] Галлер Карл-Людвиг (1768–1854) – швейцарский государственный деятель, правовед. В своих сочинениях обосновывал право как волю сильного. Опровергая теорию Руссо о договорном характере государства, выдвинул учение о том, что в государстве, как и в природе, должен властвовать сильнейший. Единственной гарантией против его злоупотреблений может служить только религия.

[12] Гумплович Людвиг (1838–1909) – известный австрийский социолог и юрист, государствовед, по происхождению поляк. Выводил право из борьбы отдельных социальных групп за господствующее положение. Считал, что на заре истории враждовали между собой расово-этнические человеческие орды. В результате порабощения одних орд другими возникло государство, в котором борьбу между собой ведут новые общественные группы – сословия, классы, партии и т.д. Таким образом, согласно Гумпловичу, право покоится на насилии.

[13] Методологический плюрализм надо отличать от онтологического плюрализма как признания исконной множественности центров и начал бытия. И. А. Ильин не был онтологическим плюралистом (он всегда оставался христианским монистом, признающим единство происхождения мира) и принимал плюрализм только в логическом ряду, при выборе метода и формы изучения предмета.

[14] Политико-телеологическое рассмотрение – т.е. рассмотрение с точки зрения соответствия правовых явлений определенным политическим целям и средствам.


 [PS1]К числу сторонников этой точки зрения принадлежат в западной науке: Laband P.