Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

Теория государства и праваПроисхождение государстваТипы и формы государстваФункции государства

Сущность и назначение государстваГосударство и гражданское общество

Государство

СУЩНОСТЬ И НАЗНАЧЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

                    

Палиенко Н.И.

ПРАВОВАЯ СВЯЗАННОСТЬ ГОСУДАРСТВА

Палиенко Н.И. Учение о существе правовой связанности государства. Харьков, 1908.

С. 283–284, 297– 298, 298–300, 302–304, 305–307

Право и государство – настолько тесно связанные между собою явления социальной жизни, что, как бы мы их логически не отделяли друг от друга, мы никогда не должны забывать, что право, хотя оно возникает и существует и в негосударственных общениях, имеет все же важнейшей сферой своего проявления государство: последнее является уже с давних пор через посредство своих органов важнейшим установителем права и его охранителем, и при том право является не только нормативным началом государственной жизни, относящимся к категории долженствования, но, как действующее право, реализуется в сфере фактических отношений, организует бытие государства, его строй и деятельность. Эта связь права с государством и огромное значение государства, все возрастающее, в деле регулирования социальной жизни, естественно поставило на первый план изучение того права, которым определяется государственная жизнь, которое устанавливается самим государством, так что изучение права, не имеющего, так сказать государственного отпечатка, заняло второстепенное место в юриспруденции, или даже это право вовсе не изучается ею, исключая церковного права (в его независимых от государства основах). Но при изучении отношения права и государства на первый план выдвигается основная проблема этого отношения, именно вопрос о связанности государства, как властвующего союза, правом, об обязательной силе права для государства.

Вопрос об обязывающей силе права в отношении к государственной власти, о правовом ограничении государства издавна привлекал к себе внимание философов, юристов и политиков. Он неизбежно выдвигался как самим ходом политической жизни, развитием идей правового государства, борьбой с произволом властвующих, стремлением подчинить и носителей государственной власти объективным нормам права и противопоставить власти субъективные права подвластных, так и запросами теоретической мысли, выяснением правовой природы государства, функции права в государстве, отношения права к самой верховной правоустанавливающей власти. [...]

[...] Самый важный вопрос государственно-правовой жизни о гарантиях соблюдения правовых норм властью имеет смысл лишь тогда, когда нет сомнения в самой обязательности того, действие чего нужно гарантировать, т.е. в данном случае в возможности и наличности юридического ограничения власти.

Этот принцип юридической ограниченности власти с особенной силой выдвинут был в новое время развитием конституционализма и особенно субъективных публичных прав граждан, признанием этих прав в законодательстве и судебной защитой их в современных государствах.[300]

Утверждение в действующем праве современных государств принципов правового конституционного государства есть создание и обеспечение правового ограничения государственной власти, установление права, устраняющего в той или другой степени произвол власти и обеспечивавшего необходимую свободу личности и свободное участие общественных сил в устроении своей и государственной жизни. [...]

[...] Власть не только должна быть ограничена, говорил Бенжамэн Констан, путем точного определения в конституции, основных законах, компетенции различных органов власти и признания незыблемых прав граждан, но необходимо, чтобы всем властям было воспрещено их нарушение (т.е. прав граждан), чтобы было объявлено, что ни законодательная, ни исполнительная власть не могут касаться известных предметов, что суверенитет ограничен.

Независимо от огромного политического значения вопрос о правовой связанности государства, об обязательной силе права в отношении к субъекту государственной власти является важнейшим вопросом теории права: особо важное, если можно так выразиться, жизненное значение имеет он для государственного права и науки этого права.

Государственное право в обширном смысле этого слова есть право определяющее государственное властвование или отношения этого властвования.

Существование же такого права может быть признано лишь постольку, поскольку нормы, определяющие это властвование служат для субъектов указанных государственных отношений, следовательно, для государства (органов его) и граждан обязательным мерилом их отношений. Самая наука государственного права, как юридическая наука, возможна, следовательно, в зависимости от того, является ли объект ее изучения не императивами лишь в отношении к подданным, но и императивами в отношении к самим органам власти. Вполне понятно поэтому, что вопрос о правовой связанности государства и объем этой связанности является поэтому и вопросом об основании и объеме государственного права.

Недаром австрийский государствовед Гумплович, основываясь на усматриваемой им крайней зависимости норм публичного права от власти и шаткости их. вызываемой борьбою политических сил, приходит к заключению, что «если частное право есть право, то государственное право должно назвать иначе – государственными нормами или положениями».

В своем же труде «Философское государственное право» Гумплович так поясняет свое воззрение на существо государственного права: определения, говорит он, которые касаются взаимных отношений между отдельными людьми, называют частным правом. Под государственным же правом разумеют совокупность норм, которые полагает само себе государство для своих отношений к отдельным лицам или для отношений властвования, которые существуют между его составными частями. [301]

Государственное право есть таким образом аутентическое, легальное, выражение форм, в которых государство, так сказать, устанавливается и которые оно поддерживает не ради отдельных лиц, но ради собственного существования. Слово «право» здесь употребляется в совершенно ином смысле, чем обыкновенно, так как оно здесь означает не определения, которые государство издает для соблюдения их другими лицами, но скорее саму организацию, посредством которой оно само себя поддерживает, т.е. меры, предпринимаемые им для защиты своей власти и осуществления своей силы...

Ясно, заключает Гумплович, что между частным и публичным или государственным правом существует не только формальное, но существенное принципиальное различие. Тогда как частное право есть именно норма, правило, предписание для определенных действий и случаев, государственное право есть факт, фактическое установление, фактическое отношение. Государственное право есть само государство, заключает Гумплович.

В то время как частное право, туманно выражается еще Гумплович, есть истечение государственной воли, государственное право есть воплощение этой государственной воли. Государственное право есть государственная сила, как она выражается в его организации. [...]

[...] Совершенно иную постановку вопроса о правовой связанности государства дает известный теоретик государственного права, Еллинек.

Проблема государственного права, говорить он, гласит: «подлежит ли государство правовому порядку? Существует ли право для государства и на чем основано это право? Государственная воля есть человеческая воля. Здесь идет речь, следовательно, об установлении существования обязательных норм для представляющих государство человеческих воль. Наличность таких норм будет установлена, если бытие и действие их подтверждается как властвующими, так и подвластными».

«Правопорядок государства есть право для подчиненных ему. Но есть ли оно право и для самого государства»?

В своей «Системе субъективных публичных прав» Еллинек указывает на взаимную обусловленность проблемы государственного права и правовой связанности государства. «Что такое государственный правопорядок?» – спрашивает он. «Эта проблема, как должно было бы думать, давно разрешена столь часто повторяемой формулой: государственное право есть то, которое регулирует государственную организацию и отношение государства к его членам. Но здесь сейчас же возникает критический вопрос: мыслимо ли вообще публичное право?

Частное право есть правовой порядок жизненных сфер уравненных (gleich geordneter) личностей, которые совместно подчинены государственному порядку. Возможность взаимного управомочивания и обязывания проникает весь частноправовой порядок. Но воз[302]можно ли такое взаимное обязывание высшего целого, коллективного лица, каким представляется нам государство в отношении к образующим его субстрат индивидам? Для коллективных личностей внутри государства этот вопрос разрешается безусловно и легко в утвердительном смысле. Государственный правопорядок признает всякий порядок живущих в нем союзов только как относительный, подлежащий осуществлению в силу государственного правопорядка и эвентуально посредством находящихся в его распоряжении властных средств. Возможность взаимных притязаний коллективной личности и индивида гарантирована государственным правопорядком. Но носителем публичного правопорядка является само государство, и суверенное государство является даже исключительно творцом своего правопорядка. Само себя определяющее, формально свободно нормирующее свой порядок, государство не подчинено никакой высшей власти. Нет, значит, власти, которая гарантировала бы равно ценность притязаний господствующих и подчиненных личностей. Даже возможность правовых притязаний подвластных к государству кажется a priori наперед исключенной. Носителем публичной власти является лишь государство»...

Но кто отрицает возможность публичного управомочия подвластных, тот, замечает Еллннек, не отдает себе ясного отчета в последствиях такого отрицания. Все право есть отношение между субъектами права. Представление об изолированном носителе права есть невозможное представление. И государство может лишь тогда иметь права, если ему противостоят личности. Фактическое отношение властвования лишь тогда превращается в юридическое, если властвующий и подвластный взаимно признают себя носителями прав и обязанностей. Отношение господина к рабу может быть правоотношением лишь в отношении к третьим лицам, как и каждое отношение личности к вещи. Для раба власть его господина чисто фактическая власть, так как раб не участник, не член правового общения (Rechtsgenosse), для него не существует и никакой правовой власти.

Поэтому, заключает Еллинек, от существования публичного управомочия членов государства зависит вообще бытие публичного права. Правопорядок, который управомочивает лишь одну личность, есть нелепость. (Unding).

Объективное публичное право с одной стороны, и субъективное право государства с другой, обусловлены фактом, что властитель и подвластный, как таковые, являются сочленами в праве, (Rechtsgenossen).

Еллинек указывает еще и на дальнейшие последствия отрицания публичного права. Без публичного права, говорит он, нет и частного права, так как охраняющая, функционирующая согласно с правовыми нормами, государственная, публично-правовая организация необходима для развития, предоставления и осуществления всякого права. Все частное право есть социальное право, и, следовательно, оно покоится на публичном праве. [303]

Социальные, а потому и государственные интересы, немыслимо отделить вполне от индивидуальных. Наконец, все частные права связаны с публично правовым притязанием на признание их и защиту. [...]

[...] Один из русских исследователей вопроса об отношении права к государству, проф. Новгородцев утверждает, что формально-юридическая теория права, строго говоря, не нуждается в разрешении вопроса об основе обязательности права для создающей его власти, так как она, исходя из представлений о праве, как о факте одностороннего господства нисколько не нуждается в том, чтобы понимать и объяснять его еще и как двустороннюю обязанность, имеющую значение одинаково для власти и для подданных. Задача обоснования обязательности права для государства, по мнению г. Новгородцева, выходит за пределы формального юридического метода, так как эта метода есть метода практическая, а не научная. И по точке своего отправления и по своей цели она имеет в виду не свободное установление научной истины во всей широте научных стремлений, а удовлетворение нужд практики в строго определенных рамках данного юридического оборота.

Здесь есть только связанное практическою целью описание данного материала в пределах данных правовых определений.

Выше мы сделали уже возражение по поводу такого понимания формально-юридического метода. Но мы вполне согласны, что формально-юридическая теория, вращаясь в рамках положительно правового материала, давая логическую конструкцию его, не может выяснить при помощи своего юридического метода оснований обязательности права для государства и тем более во всей полноте (а не только с формальной стороны) осветить вопрос о связанности государства правом. Но совершенно другой вопрос, нуждается ли в таком выяснении формально-юридическая теория. Проф. Новгородцев думает, что нет. Мы держимся иного мнения. Формально-юридическая теория именно уже потому, что она – юридическая, не может обойтись, как мы уже говорили, без наперед установленной концепции права и его отношения к государству, а, следовательно, она не может обойти вопроса о связанности государства правом и тех оснований, в силу которых право представляет собою обязательные и для самого государства нормы, а также объема и характера этой обязательности. На каких основаниях может она утверждать, например, что законы – право и в то же время – лишь односторонние волеизъявления государства, не связывающие его в законодательной функции, но связывающие государство в его административной и судебной функциях ? Проф. Новгородцев мотивирует свое мнение, что формально – юридическая теория, строго говоря, не нуждается в разрешении вопроса об основании обязательности права для создающей его власти, тем соображением, что эта теория, исходя из представления о праве, как о факте одностороннего господства, нисколько не нуждается в том, чтобы понимать его еще и как двустороннюю обязанность, имеющую значение одинаково для [304] власти и для подданных. Но ведь весь вопрос в том и заключается, может ли формально юридическая теория, если она желает дать правильную, хотя бы в формальном отношении, конструкцию положительно – правовых отношений, исходить из такого представления о праве и законе, как факте одностороннего господства? Дает ли, например, положительно-правовой строй современного конституционного государства достаточные основания к такой точке зрения и соответственной ей инструкции.

Ведь в особенности порядок современного конституционного государства дает достаточно материала для суждения о праве не только как о факте одностороннего господства, но и в той или другой степени свободы от такого господства. Следовательно, и формально-юридическое изучение государства в своих юридических конструкциях государственных отношений должно считаться с этим фактом, иначе его выводы не будут соответствовать тем положительно-правовым данным, над которыми оно оперирует, удовлетворять задаче правильного конструирования государственно-правовых отношений. [...]

 

Печатается по: Хропанюк В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, – 944 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей  странице печатного оригинала данного издания)