Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

  2006200720082009

Актуальные вопросы современной политической науки

АВТОРЕФЕРАТЫ   ДИССЕРТАЦИЙ   ДОКТОРА   ПОЛИТИЧЕСКИХ   НАУК           

 

АНОНС       ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ        ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

 

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Глава 1. Теоретико-методологические основания социально-политического конфликта

Глава 2. Процессы объективизации социально-политических противоречий и социокультурных ценностей в глобальном измерении

Глава 3. Конфликтология этнополитических отношений в России

Глава 4. Методология и практические алгоритмы реализации политики устойчивого развития

Заключение

 

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его объект  и предмет, ставятся цели и задачи, анализируется состояние научной разработки проблемы, обосновываются научная новизна и практическая значимость работы. Помимо этого, во введении содержатся данные об апробации работы и обоснование структуры диссертации с указанием ряда конфликтологических проблем, выходящих за рамки исследования.

В ПЕРВОЙ ГЛАВЕ  «Теоретико-методологические основания социально-политического конфликта» рассмотрен процесс становления отечественной конфликтологической науки на рубеже XIX–XX веков.

Объективизация нарастания числа и интенсивности социально-политических противоречий является общим правилом для периодов трансформации общественного развития. Институты политической власти и государственного управления в современном мире сталкиваются с возрастающими рисками невоенных угроз и вызовов, приобретающих комплексный и глобальный характер. Это относится к свойственным российской экономике политическим и социальным противоречиям и их проекциям на решение разнонаправленных политических, экономических и ресурсных, трудовых и миграционных, этнических и национальных, экологических задач. По сути это  новые противоречивые явления  на постсоветском пространстве после общественно-политических перемен 90-х годов, нуждающиеся в развитой конфликтологической теории. В этой связи показательно мнение Е.И. Степанова относительно отсутствия развитой российской конфликтологической теории, которая позволяла бы общественному сознанию и практике вырабатывать и применять эффективные средства и способы адекватного разрешения конфликтных ситуаций, а также методы  социального и этнологического  контроля за их протеканием и способы профилактики с помощью соответствующей «социальной терапии»[1].

В диссертации доказывается, что, поскольку в  России совершается процесс всемирно-исторического значения в кратчайшие сроки, то противоречия и риски быстрых перемен не только сконцентрированы во времени и пространстве, но это те вызовы, которые для страны являются новыми и требующими технологий разрешения.

По мнению автора, определение границ объективно-предметного поля конфликтологии – методологическая проблема, и ее незавершенность тормозит  развитие методологии конфликтологии и науки конфликтологии в целом. Конфликтология имеет понятийно-категориальный аппарат, в основном, формирующийся на междисциплинарной диффузии, эволюционные основы науки имеют длительную историю, в становлении конфликтологических концепций определяют три основных этапа[2].

Первый этап (с середины XIX в.) связывают с господством марксистских и немарксистских представлений. Основы одной из школ конфликтологии заложены в научных исследованиях К. Маркса, относившего столкновения интересов к классовым, детерминированным разными экономическими интересами. Марксистское направление в теории конфликта стало интеллектуальной силой, подтолкнувшей к дальнейшему исследованию конфликтов. Отметим также, что социальный конфликт, вовлекающий в свою орбиту интересы значительных слоев общества, рассматривался в теории марксизма преимущественно с точки зрения политического значения, что существенно ограничило его рассмотрение другими общественными науками.

Ряд социологов – М. Вебер, Т. Зиммель, Г. Моска, Ж. Сорель, Ф. Оппенгеймер, В. Парето, а также П. Бурдье, Ф. Кардозо, И. Валлерстайн – пытались создать теорию конфликта, которая не была бы прямым продолжением марксизма. Результатом первого этапа развития теории конфликта было накопление значительного потенциала конфликтолоических идей и утверждение конфликтологической парадигмы, исходящей из понимания конфликта как нормы общественной жизни, признающей функциональность социальных конфликтов в процессе развития общества и доказывающей целесообразность отказа от идей подавления конфликтов и необходимости их институализации и разрешения.

Второй этап (середина XX в.) позиционируется как структурно-функциональная школа, значительный вклад в создание которой внесли Р. Дарендорф, Т. Парсонс и Л. Козер.  В рамках данной школы, которая рассматривает конфликт как социальную болезнь, происходит развитие категориально-понятийного аппарата конфликтологии, отказ от теоретических попыток «решения» конфликта и обоснование парадигмы его «регулирования».

Третий этап (конец XX в.) связан с основными вызовами современности: столкновением цивилизаций, распадом СССР и демографическим кризисом, ростом межэтнической напряженности и открытых военных столкновений, кризисом культурных и нравственных ценностей, с тем, что классическая конфликтологическая теория должна развиваться, дополняться положениями, недостающими для исследования современного конфликта[3]. Изучение эволюционных основ конфликтологии позволило обратить внимание в диссертации на то, что сделано множество попыток классифицировать конфликты по типам, чтобы использовать классификацию не только для построения теории, но и, в большей степени, для практической работы с конфликтом.

Систематизация различий конфликтов по категориям – предмету спора, формам проявления, позициям и взаимоотношениям конфликтующих сторон – справедлива, хотя и такое упорядочение является спорным. Различаются точки зрения на причины возникновения того или иного типа конфликта, «опираясь на которые авторы могли бы один и тот же конфликт проанализировать, объяснить и повлиять на него, поскольку нет общепризнанной всеохватывающей теории общественных явлений и структур, межчеловеческих отношений, человека и его природы»[4]. Исходя из имеющихся данных автор обосновывает утверждение, что в рамках конфликтологии, политологии, социологии, экономики, культурологии создана необходимая теоретико-методологическая база для продолжения углубленного изучения сущности и динамики социально-политических конфликтов и сформирован методологический подход – социальный детерминизм, определяющий всеобщую взаимосвязь, взаимообусловленность и «многослойность» социальных явлений.

Для уточнения понятийно-категориального аппарата конфликтологии автор предлагает ввести в научный оборот следующую транскрипцию: социально-политический конфликт как многоаспектное проявление противоречий на различных уровнях социальной иерархии, объективный  социодеструктивный процесс, обусловленный социальным неравенством и социальной мобильностью, усилением миграционной активности и ее конфликтологическим аспектом, оптимизацией этнополитических рисков, деградацией социокультурной среды, потерей ценностных ориентиров, негативной трансформацией генофонда и так далее. Указанные противоречия характерны для трансформационного периода общественно-политического развития. Процесс эскалации выявленных противоречий, их переход в фазу открытого конфликта или, иначе, в точку бифуркации, следует идентифицировать как политический конфликт, поскольку  он может быть разрешен методами политического воздействия. Транскрипция дефиниции «локализация конфликта» не только имеет пространственно-территориальный аспект, но и отражает процесс разрешения и сдерживания противоречий в границах идентифицированной типологии от эскалации противоречий до уровня политических конфликтов.

Автор также предлагает понимание конфликта как взаимодействия взаимосвязанных сторон, в восприятии которых могут присутствовать совместимые или несовместимые интересы и цели, а также вмешательство со стороны друг друга в процессе достижения этих целей. Преимуществом этого определения является более четкий ракурс в сравнении с дефинициями, трактующими конфликт просто как разногласие, соперничество, либо как наличие несовместимых интересов и целей. Здесь наиболее значимой характеристикой конфликта является его интерактивная природа. Действительно, конфликты формируются и существуют в поведенческих акциях и ответных реакциях участвующих сторон. Конфликтное взаимодействие принимает различные формы, требующие выработки для каждого случая особых решений, что дает основания для применения математической теории игр для выработки стратегии конфликта.

В диссертации обращается внимание на то, что до настоящего времени терминологический словарь социальной конфликтологии не определился, о чем свидетельствует разнохарактерность используемых в литературе терминов, их многозначность, а в ряде случаев неадекватность отражаемому понятию. В такой ситуации предложена систематизация терминологического состава, которая не является исчерпывающей, но в то же время предусматривает возможность использования количественных критериев для решения многих практических вопросов по предупреждению и профилактике социально-политических конфликтов, разработке оптимальных механизмов их решения и урегулирования. Совершенствование понятийного аппарата должно осуществляться исходя из практической необходимости нормативно-правового регулирования социально-политических конфликтов.

Диссертант считает, что для формирования модели исследования, адекватной сущности изучаемого феномена – социально-политической  напряженности, требует уточнения категория социально-политической напряженности и конфликта. Автор обращает внимание на то, что социальные проблемы, являясь неотъемлемой частью общества, порождают социальную неудовлетворенность, обусловленную нарушением основ социальной справедливости, заявленных в концепции построения социального государства, высокой инфляцией и падением реальных доходов населения, недостаточным уровнем социальной защиты, качества жизни, безопасности и другими сторонами российской действительности, а отодвинутые горизонты их решения порождают социальную напряженность и риск трансформации в политический конфликт.

Социально-политическая напряженность надежно фиксируется социологическими методами, особенно эффективные из которых – мониторинговые исследования, позволяющие отслеживать динамику процессов. Автор приходит к выводам, что, во-первых, различные аспекты напряженности  могут быть выражены по интересующим исследователя основаниям: политическим, экономическим, этнологическим, миграционным и так далее; во-вторых, это не означает, что причина напряженности коренится лишь в одной сфере – причин может быть столько, сколько существует форм общественных отношений; в-третьих, напряженность интенсифицируется, приобретая качественную определенность  в зависимости от того, в какой сфере общественных отношений развивается основная линия  конфликтного взаимодействия и как стороны конфликта идентифицируют себя; в-третьих, потенциал конфронтации получает универсальную  оценку именно как этнический, конфессиональный, социально-политический, социально-экономический, геополитический и так далее; в-четвертых, профилактика конфликта и его разрешения определяются источником напряженности, а трансформация конфликта обращается к более широким социальным и политическим источникам противоречий с тем, чтобы негативную энергию противостояния трансформировать в позитивные социальные и политические изменения; в-пятых, труднодостижимым является создание единой теории для объяснения конфликтов, а разработка классификационной системы для систематизации теории конфликта не представляется возможным по той причине, что в рамках какого-либо типа конфликта возможна его дальнейшая классификация, к тому же типология конфликтов может базироваться практически на их любой характеристике.

В диссертации разработана модель управления конфликтом как конструктивным процессом разрешения противоречий, с соответствующими этапами и переходами. Риск достижения точки бифуркации в эскалации конфликта обусловлен превышением порога критической социальной напряженности и перехода в область социально-политической катастрофы со спонтанно развивающимися (неуправляемыми) конфликтами.

Диссертант исходит из аксиоматического утверждения, что целью исследования социально-политических противоречий является выработка стратегии конфликта, механизмов мониторинга и компаративного анализа, методологии социального аудита, позволяющего проводить объективную диагностику системы социальных отношений и определять соответствие реально существующих социальных отношений правовым нормам национального законодательства, международным социальным стандартам и общественным духовным ценностям.

Исходя из имеющихся данных, автор определяет механизм управления конфликтом на муниципальном, региональном уровнях, включающий следующие позиции: рационализация конфликта; вербализация; признание конфликта; создание условий межгрупповой коммуникации; определение субъектов переговорного процесса; экспертиза конфликта; конструктивный поиск выхода из конфликта; трансформация через достижение взаимного выигрыша. Автор утверждает, что интеллектуальное поле проблемы социально-политического конфликта многомерно и решение конкретных задач по обеспечению устойчивого развития социоресурсных систем не может быть получено с позиции какой-либо одной научной или общественной дисциплины, а многоаспектность проблемы конфликта прежде всего обусловлена разнохарактерностью принципиальных путей ее решения.

Исходя из аксиоматического утверждения об уникальности конфликта, предположение о существовании универсальной модели конфликта с разработанной оценочной шкалой показателей, факторов или критериев неверно, однако систематизация и изучение поведения сторон конфликта являются достижимыми целями. Методы и приемы математической            теории игр позволяют раскрыть закономерности поведения участников в конфликтных ситуациях, когда имеем дело с неполной информацией о целях в условиях совместимых или несовместимых интересов. Для адаптации возможностей теории игр к задачам конфликтологических исследований автор вводит в научный оборот понятия «непротивоположные интересы», «фиксированная последовательность поведенческих действий», «сознательное, рациональное, иррациональное поведение», «ситуация торга», «равновесная ситуация», «социально-политическое и ресурсно-экологическое равновесие», «разрешение конфликта с нулевой суммой», «переговорная власть», «переговорная сила», «навыки торга» и другие.

Стратегия конфликта – это сознательное, разумное и сложное конфликтное поведение, задача которого заключена в достижении результата сторонами конфликта. Стратегия предупреждения конфликтов различной типологии моделирует способы и приемы достижения целей конфликтующими сторонами, при этом модели поведения сторон – участников не гарантируют третьей стороне, что она не окажется вовлеченной в конфликт. Кроме того, рассматривая модель конфликта, в которой участники стремятся к своим целям, теория стратегии допускает существование у участников конфликта как общих, так и взаимоисключающих интересов. Действительно, само богатство теории состоит в том, что в отношениях на постсоветском пространстве существуют и взаимная зависимость, и противоречия. На основании имеющихся данных автор обосновывает, что теория игр – многообещающее направление исследований конфликтов в различных сферах человеческого взаимодействия и стратегии конфликта, где образ действий сторон зависит от того, каких действий каждая из них ожидает от другой.

Автор разработал модель, позволяющую диагностировать межрегиональные противоречия, возникающие по причинам исчерпания жизнеобеспечивающих ресурсов. В таком контексте теоретическая задача достижения баланса политических интересов и ресурсно-экологического равновесия чрезвычайно сложна, а на практике она пока не нашла своего решения.

Политически, экономически, демографически оправданный рост ресурсопотребления, как правило, задается экспоненциальной кривой роста , где Ω– жизнеобеспечивающий ресурс, k – коэффициент пропорциональности, учитывающий скорость роста ресурсопотребления и его размерности. Как показывает практика межрегиональных взаимодействий,  вследствие исчерпаемости жизнеобеспечивающего ресурса рост его потребления замедляется. Начиная с некоторого порога снижения Ω в социуме формируется механизм обострения внутренних противоречий с углубляющейся тенденцией перерастания в социально-политическую, экономическую, этническую напряженность, переходящую на уровень эскалации конфликта.

 В аналитической трактовке замедляющийся рост жизнеобеспечивающего ресурса Ω переходит на более пологие кривые типа логистической. Логистическая кривая задается уравнением: , где нормативно заданная величина R отражает конечные ресурсы той среды (территории), в которой происходит рост жизнеобеспечивающего ресурса   . Выявленная динамика истощения жизнеобеспечивающего ресурса, проявляющаяся, как правило, на региональном уровне наряду с эффектами социально-политической, экономической, этнической  напряженности, позволяет вырабатывать стратегию конфликта. В диссертации также утверждается, что конфликтующие стороны не только принимают на себя обязательства, но и отстаивают тот уровень убедительности, с которым об обязательстве сообщается другой стороне; установить обязательство непросто, так же, как и определить, насколько другая сторона конфликта понимает силу взятого обязательства; стороны конфликта могут предпринимать сходные действия; возможность взять обязательства доступна обеим сторонам, но не одинакова (способность демократического правительства связать себя общественным мнением может отличаться от возможности тоталитарного правительства принять на себя такое же обязательство); возможна ситуация срыва переговоров, когда способности идти на переговоры одной стороны превышает способность другой стороны идти на уступки. Между тем, как подчеркивается в диссертации, теория игр в структуре моделирования конфликтов не учитывает элементов риска.

Автором представлена оригинальная иллюстрация развития конфликта, раскрывающая сложный функциональный характер риска возникновения конфликта в зависимости от уровня социальной и политической стабильности/нестабильности в обществе. Конфликт происходит в определенной системе, обусловлен сложными и многообразными внутренними связями, может быть обширным или ограниченным; отсутствие конфликта означает, что не выделены во внутрисистемных пределах конфликтующие стороны, организаторы конфликта, лидеры, этнические общины, а также советники, противники и сторонники и прочие; границы конфликта в системе зависят от того, насколько широк круг вовлеченных в него участников.

Положения, которые следует учитывать при формулировании принципов коррекции напряженности в социальных отношениях, формируются на основе исследований реальности общественно-политической и экономической среды. Автор, исходя из имеющихся данных, утверждает, что одним из механизмов в решении таких задач, как диагностика факта развития или изменения конфликта; выявление участников конфликта, их особенностей и степени враждебности; определение критериев разрешения и прогнозирование  вероятности урегулирования конфликта; классификация ценностей или ограничительных рамок тех критериев, на основе которых конкретная сторона определяет свои интересы, и так далее является экспертное обеспечение через систему этнического, конфессионального, экологического мониторинга и социального аудита.

Предметом мониторинга и социального аудита выступают не отношения и не состояние культур, а то, что можно определить как состояние общественной среды, в которую включены разнообразные параметры – от реалий экологии, демографии, миграции до тематики общественных дискуссий по вопросам интерпретации прошлых и сегодняшних проблем. Таким образом, речь идет о социально значимых событиях и общественных реакциях на них. Общественная реакция – это то, что формирует общественное мнение и создает основу для выработки общественной позиции по спорным вопросам. Такой подход к состоянию общества, в котором проживают и взаимодействуют люди одной гражданской принадлежности и одной национальной (российской, если речь идет о Российской Федерации) культуры, но с выраженными интересами и приверженностями партикулярным культурным традициям (этническим, религиозным), представляется адекватным, если мы задаемся целью заблаговременно распознавать конфликты.            В диссертации автор обосновывает позицию, в которой главными принципами функционально-политической коррекции социальных отношений  являются  формирование цивилизационной, гуманистической культуры в обществе, а также создание гражданского общества, в котором за счет достигнутого эффективного соотношения сфер общественной жизни -  экономической, политической, социальной и духовной обеспечивается и обусловливается прогресс в развитии общества.

В диссертации  разработана модель, отражающая социально-экономическую стабильность определенных групп населения в пределах конкретного административно-территориального образования.

Во ВТОРОЙ ГЛАВЕ «Процессы объективизации социально-политических противоречий и социокультурных ценностей в глобальном измерении»  доказывается, что без учета процессов глобализации невозможен серьезный прогноз развития России на среднесрочную, а тем более на длительную перспективу, кроме того, сценарные тенденции и перспективы развития современного мира были бы неполными, если не рассмотреть проблемы на постсоветском пространстве в глобальном измерении. Автору представляется весьма важным вопрос об особенностях социально-политического пространства, в котором взаимодействия глобальных систем должны соответствовать двум внутренне нетождественным «критериям стабильности и развития», а равновесие будет обеспечиваться сложным комплексом физических, информационных, экологических и духовно-идеологических компонентов.

В контексте диссертации заложена мысль, что реализация приоритетов в модернизации России и ее национальном возрождении основывается на восстановлении социокультурных стабилизаторов общественного развития. Социокультурное противоречие, являясь детонатором этнополитического конфликта, есть противоречие между статикой культуры и динамикой общества в глобализирующемся мире, между традицией и инновацией, а процесс развития – это преодоление социо­культурных противоречий новыми, постоянно обновляющи­мися средствами.

Исходя из тенденций и перспектив развития мирового сообщества автор делает заключение, что именно геополитика и геоэкономика в своей качественной определенности, наравне с другими конструктивными элементами социального бытия, оценивают, определяют и утверждают место и роль России в современном мире, а также обосновывают способ ее существования в собственном и мировом территориальном пространствах с сохранением самобытной  социокультурной идентичности.

В диссертации раскрывается проблема выбора Россией стратегии «собирания земель» в некую многовариантную общность с традициями тысячелетней истории. В этой связи изучение и осмысление современной России в категориях национально-государственных интересов, где в качестве самостоятельного политического актора выступают россияне, являющиеся носителями особых цивилизационных черт, способствует выявлению противоречий и конфликторисков. Автор утверждает, что основные политические риски находятся в поле нерешенных экономических, этнонациональных, поликонфессиональных, ресурсных проблем современности, а стратегия их разрешения лежит в русле достижения свобод и прав человека, справедливости и подчинения государства интересам граждан. Взаимоусиление противоречий, обусловленных процессами глобализации и нациестроительства, модернизации подводит Россию к черте, за которой она превращается в экономического и политического аутсайдера. Автор показывает, что для России слагаемыми в глобальном измерении, несущими конфликтный потенциал, являются, во-первых, историческая и культурная уникальность; во-вторых, модели взаимодействия с соседними странами; в-третьих, модели взаимодействия на  конфессионально-социокультурном уровне: православие (христианство) – ислам. В этой связи в работе обращено внимание на стратегию формирования объединяющей идеи (национальной идеи) и согласия в обществе с такими разнонаправленными интересами, как  в сегодняшней России.

В современных условиях принципиально важной для России является идентификация источников социально-политической напряженности и их политической составляющей с целью выявления протестного настроения и определения динамики сил конструктивного социального протеста. По мнению автора, основанном на проведенном исследовании, источниками деструктивных противоречий служат: избыточное социальное неравенство и поляризация населения; деформированность института собственности; низкий уровень социальной направленности государственной политики доходов; отсутствие дифференцированного подхода к шкале налогообложения; социальная сфера, слабо ориентированная на серьезную поддержку малоимущих слоев.

В диссертации выделяется категория социального равенства, как вид социальных отношений, при которых индивиды, принадлежащие к различным классам, социальным группам и слоям, имеют одинаковые права и свободы и равны перед законом, а форма реализации социального равенства заключается в создании равных правовых возможностей для всех социальных групп; формировании условий для преодоления политических, социальных, этнических противоречий; предоставлении условий для реализации каждым индивидом своих способностей.       

Автор утверждает, что проблема практической реализации социального равенства крайне противоречива и обострена, а дальнейшее усугубление поляризации общества, усиливающее социальное неравенство, превращается в фактор дестабилизации всей общественно-политической жизни. При этом справедливость является предметом консенсуса общества, тем компромиссом взаимных (хотя и не всегда равных) обязательств и соглашений, который не дает ему распасться. Автор заключает, что социальная справедливость – это еще одна нравственная ценность, которая встраивается в уже существующую структуру нравственных правил. Исследовательская задача заключается в поиске механизма управления группами интересов социальных групп и поддержания баланса этих интересов в условиях государства, не выполняющего свои социальные функции, с целью недопущения перехода противоречий на уровень политического  конфликта. В этой связи выявлен уровень конфликтного потенциала граждан, определяющийся динамкой социальных притязаний, порождаемых как самим экономическим ростом, так и способами распределения результатов этого роста, «ножницами» между тем, что граждане ожидают получить от экономического развития по справедливости, и тем, что они получают на деле. Если либерализм – это равенство возможностей, равенство доступа к самым главным механизмам, например к распределению благ в условиях рыночной экономики, справедливая и прозрачная конкуренция, возможность противостоять давлению монополий, олигархов, то либеральные ценности для России остаются лишь декларируемыми. Современное российское общество не сумело выработать новые интегральные критерии социально-политической и экономической справедливости взамен советских, нет теории, которая помогла бы бескризисно заменить старые синтезы новыми. Следует добавить также, что достигнутая к настоящему времени относительная стабильность российского общества не является следствием фундаментального согласия граждан с основаниями политического режима (хотя сегодняшняя власть пользуется поддержкой и симпатией граждан, что подтверждают результаты выборов в парламент в декабре 2007 г. и Президента России в марте 2008 г., она ведет диалог практически со всеми политическими силами в России, однако многие решения, которые декларируются, оказываются виртуальными, а в результате имеет место существенный дефицит решений и, следовательно, дефицит ответственности), более того,  степень этого согласия неизбежно должна убывать, а инерционная стабильность выглядит таковой лишь на фоне прошлых дефолтов и крахов: первый же социально-экономический кризис нарушит достигнутое равновесие.

Протест россиян против чрезмерной дифференциации доходов выражает их отношение к социокультурной норме, согласно которой дифференциация доходов должна существовать, но не может превышать определенной глубины. Исследование показало, что для большинства россиян нет равенства между понятиями «социальная справедливость» и «распределительная справедливость». Автор в диссертации вводит понятие критического неравенства, при котором возникает угроза социально-политической стабильности. Главным фактором, формирующим понимание справедливости в получаемых благах, является в представлениях россиян «труд», а недостаток доходов за счет оплаты труда, формирующий масштабы неравенства и бедности, является наиболее сильным конфликтогенным фактором. Автор отмечает, что имеющаяся социальная напряженность не переходит на этапы развития политического конфликта, и связано это с тем, что в российской действительности существуют специфические отношения, которые обозначаются термином social network – социальные сети. В обменные отношения в России вовлечены до 80% семей. Вполне вероятно, что частные трансферты замещают собой «пробелы» государственных трансфертов, социальной помощи, тем самым амортизируя социальные всплески недовольства. В диссертации автор вводит в научный политический оборот понятие «социальный статус», определяемый  двумя переменными – уровнем благосостояния и характером производственных позиций. Степень недовольства людей своим социальным статусом (противоречие между тем, на что они имеют право, и тем, что они имеют) выступает индикатором уровня социальной напряженности в обществе. Такая напряженность при определенных условиях может в самый неожиданный момент выплеснуться наружу при кажущемся внешнем благополучии, иначе говоря, это и есть та самая грань перехода социального конфликта в политический.

Для определения факта наличия социальной группы, наиболее подвижной в инициировании социального кризиса и протестных акций, в диссертации предложена модель стратификации российского общества по уровню жизни, которая за три последних года практически не изменилась, но сформировалась и приняла устойчивые формы. Свыше 60% населения пореформенной России характеризуются тремя параметрами уровня жизни: ниже черты бедности, на грани бедности и в состоянии малообеспеченности. Низкий уровень жизни является мощным основанием конфликтогенеза в обществе. В работе на основе фактического материала доказано, что бедность воспроизводит себя. Обращает на себя внимание тот факт, что социальное неравенство воспроизводит себя и в политической жизни общества, даже при  формальном равенстве политических прав граждан. Политическое, как и социально-экономическое неравенство нельзя устранить полностью, оно оправданно и играет положительную роль, если способствует состязательности участников политического процесса, выражающих плюрализм интересов и стремлений различных общественных слоев и групп. Важно, чтобы были равные возможности участия людей в политическом процессе, мы же наблюдаем ситуацию, когда обширные слои населения исключены из политического процесса и оказываются в состоянии «политической бедности».

Исследование показало, что в российском обществе нет классового конфликта в его историческом, классическом понимании, и проведенный социально-экономический и этнологический мониторинг не подтвердил наличие раскола социальных структур, а противоречия, выплескивающиеся в забастовки на российских предприятиях негосударственного сектора экономики, имеют локальный характер и, как правило, связаны с вопросом повышения заработной платы. В диссертации утверждается, что современное российское общество встраивается в модель индивидуализации социально-политического конфликта, когда в поведении большей части населения доминируют пассивное приспособление к современным порядкам, социальный пессимизм и апатия, недоверие к правящей бюрократии – элите. Безмолвие порождает иллюзию стабильности, а формирующиеся в недрах общества противоречия, не находя выхода в политическую сферу, накапливается либо в социально девиантном поведении больших групп населения, либо в индивидуальном восхождении по социальной лестнице, ставшей альтернативой чувству обиды и агрессии, и в игнорировании  норм и ценностей официального общества, становящемся распространенной привычкой, аномией.

В диссертации обосновано, что аномия – это социально-политическое состояние общества, при  котором нарушение норм не влечет за собой наказания. Помимо того, аномия – состояние, охватывающее все сферы социальной жизни, когда людям не находится применения в обществе, то они не чувствуют себя связанными его правилами, или сомнительность всех социальных правил ведет к полной пассивности. А если общество теряет доверие к собственным правилам, то оно просто перестает силой добиваться их соблюдения. Помимо этого растущая социальная апатия «генерализованного субъекта» привязана к социальным макрогруппам. Действительно, в общественной сфере мы сталкиваемся с явными признаками деградации традиционных видов организации социума и способов идентификации людей на основе их соотнесения с социальными макрогруппами. Деятельность такого субъекта социально и политически опасна: происходит растущее омертвление социальных пространств. На основании проведенного анализа политических, социокультурных и экономических реалий автор констатирует, что Россия столкнулась с двумя фундаментальными социальными феноменами: во-первых, это кризис национальной идеи и социальная апатия (аномия), которая является результатом трансформации социальной стратификации постсоветского общества; во-вторых, – социальная агрессия, выражающаяся в неприятии инаковости.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА «Конфликтология этнополитических отношений в России», в которой утверждается, что целый ряд событий, разворачивающихся на постсоветском пространстве и имеющих мировой политический резонанс, не могут быть объяснены без учета факторов этнической идентичности и национального самосознания, массовой этнополитической мобильности, этнических и этнополитических конфликтов. Кроме того, этничность – мощное орудие формирования противоречий в традиционно многонациональном государстве, каким является Россия и, одновременно, эффективный инструмент политической мобилизации.

При рассмотрении специфики этнополитического реформирования обращает на себя внимание то обстоятельство, что понятие этноса довольно аморфно, а различные подходы к его определению лишь подчеркивают это; во внимание принимается три основных подхода к интерпретации содержания понятия «этничность»: во-первых, как к «осязаемой реальности» с общностью расы, языка, территории, религии, экономической жизни, культуры и так далее, во-вторых, как к системе общеразделяемых поведенческих стереотипов; в-третьих, как к символической среде этнически определенной культуры. Авторская конструкция включает понятие нации, предложенное Э. Хобсбаумом, который вычленяет два принципиальных смысла понятия «нация»: как отношение, известное «под названием гражданства, в рамках которого нацию составляет коллективный суверенитет, основанный на общем политическом участии; отношение, известное как этничность, в рамках которого в нацию включаются все те, кого предположительно связывает общий язык, история или культурная идентичность в более широком понимании»[5].

По мнению автора диссертации, доминирующей и парадоксальной линией является то, что урбанизированная, глобализированная среда, единое информационное поле не приводят к деэтнитизации, напротив, во всем мире происходит рост значимости этнической принадлежности, а само понятие «этничность» явно выходит за пределы объективных атрибутов и характеристик. Идентификация российского народа как исторического целого, как гражданской нации воспринимается позитивно, и это соответствует существующему в мире опыту крупных полиэтнических государств, тем не менее, сегодня в России отсутствует национальная идеология. До настоящего времени в России не определены четкие ориентиры в управлении этнокультурным многообразием и в формировании национальной идентичности. Более того, наблюдается кризис гражданской идентичности, который является одним из наиболее существенных признаков кризиса социальной системы в целом (возвращение к ценностным ориентирам православия служит неопровержимым фактом поиска Россией своего пути геополитического развития).

В современной России вопрос об этнической принадлежности, национальности, гражданстве представляется весьма важным, поскольку в основном нет единства интернациональных интересов, не принимается мультикультурализм и этническая толерантность. Если критериями принадлежности людей к гражданской общности являются гарантированные государством индивидуальные права, то, соответственно, дефиниция «национализм» приобретает значение гражданского патриотизма. В данном контексте, следовательно, важно сформировать у граждан унифицированную национальную идентичность, а этнической принадлежности придать культурную, а не политическую значимость, поскольку субъектом политического суверенитета является не какой-либо один этнос, а демос в целом – люди, принадлежащие к различным этническим группам, которые живут в составляющем целостность государстве. Автор считает, что наиболее научным является взгляд на Россию как на государство с многоэтничной российской нацией. Такое понимание не может стать достоянием общественного сознания одномоментно, это цель, к которой надо продуманно приближаться, учитывая национальные чувства.

Россия, являясь полиэтничным государством, находится на рубеже формирования единой российской нации со множеством внутренних этнокультурных различий. Этнические особенности невозможно игнорировать или отменить, их необходимо учитывать, однако не следует превращать их в решающий социально-дифференцирующий фактор, точно так же, как не следует гипертрофировать или переводить в гражданско-правовую плоскость культурно-этнические интересы, которые, безусловно, должны быть максимально соблюдены, как и культурные права каждого этноса. Скорее всего, конфликтогенные аспекты этнических социумов устранимы в меньшей степени за счет технико-производственных и экономических факторов и в большей степени на основе гражданского общества, духовности, мироустроительных установок и ценностей. Авторская позиция заключается в том, что из двух подходов к анализу новейших тенденций в социокультурных процессах, а именно: политологического, который объясняет знаковые процессы через интересы политических акторов, и социокультурного, считающего культурные факторы идентичности и исторический фон не менее важными, чем политические факторы, приоритетным является последний.

В диссертации конфликтогенные аспекты этнических социумов рассматриваются в контексте усиливающихся миграционных потоков на территорию России. Противоречия миграционных процессов оказывают негативное воздействие на социальное согласие. По мнению автора, перед Россией стоит перспектива существенного изменения состава населения в результате миграции, и именно от того, насколько цивилизованно будут решены межэтнические, межконфессиональные, социокультурные проблемы, будет зависеть будущее российского  государства.

В результате исследования демографических тенденций в России и за ее пределами становится очевидным необходимость, возможность и неизбежность использования безграничного миграционного ресурса. Миграция, приобретая глобальный характер, стала, во-первых, причиной невиданного до сих пор противоречия между переселенцами и постоянными жителями принимающей стороны; во-вторых, миграционные процессы являются новым вызовом устойчивого развития России, поскольку противоречия чаще разрешаются путем силового давления и открытого конфликта; в-третьих, наблюдается синергетический эффект от соединения несовместимых интересов в достижении необходимых жизненных благ с социокультурными особенностями мигрантов, выраженных через  различные духовные ценности, нормы поведения, стили общения, семейную  структуру и так далее.

Миграция – сложный политический, социально-демографический процесс, прямо или косвенно связанный со всеми сторонами функционирования и развития современного общества и являющийся особым звеном дестабилизации в стране, а регулирование этого процесса возможно лишь на основе системного воздействия на определяющие его факторы на всех уровнях управления.

В диссертации также обращается внимание на то, что в моделировании пространства взаимодействия трудящихся-мигрантов с реальностью транзитного общества можно выделить пять пространств-ипостасей: правовое, экономическое, социальное, политическое, культурное. Стихийное взаимодействие указанных пространств происходит на фоне слабой регулирующей роли государства и оборачивается низкой федеральной и региональной сопротивляемостью внешним и внутренним угрозам, преобладанием процессов социальной дезинтеграци над интеграцией. Рост масштабов иммиграции, что подтверждено проведенным исследованием, сопровождается усилением ее воздействия на все сферы жизни, в том числе политическую. По разным причинам (главные из которых – отсутствие коренной реструктуризации экономических и социальных отношений в обществе и маргинальное положение групп мигрантов, способствующее еще большей сплоченности на этнической основе) этот процесс мотивирует рост антииммиграционных движений преимущественно националистической или расистской окраски.

Механизм упорядочения сферы миграции, снижающий политическую напряженность и интолерантные установки, включает, во-первых, государственную миграционную стратегию; профилактику этностереотипов и устранение причин разжигания мигрантофобии, этнофобии; разработку эффективных методов противодействия незаконной трудовой миграции, ее вовлечению в криминальные связи. России предстоит определиться с иммиграционной политикой и сделать выбор в пользу модели, позволяющей эффективно регулировать приток иммигрантов, минимизировать возможности развертывания конфликтов с принимающим сообществом и содействовать социльно-экономическому прогрессу страны. Таким образом, институализация этнополитических отношений несет в себе потенциал профилактики и разрешения социально-политических конфликтов.

В ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ «Методология и практические алгоритмы реализации политики устойчивого развития» отмечается, что исследование проблемы устойчивого развития российского общества осложнено в силу размытости оценочных критериев. Автор формулирует стратегию исследования, определяя саму дефиницию «устойчивое развитие общества», которая предполагает, что, во-первых, совершающиеся социальные процессы необратимы, имеют определенную направленность и определенные количественные и качественные характеристики, допустимые в рамках устойчивости; во-вторых, приоритетными являются  те субъекты и объекты развития, в результате изучения которых становится возможным выяснение сущностной природы противоречивых социальных процессов, в-третьих, установлены основные факторы ценностных оснований социального развития, исходя из потребностей человека.

Для расширения и уточнения понятийно-категориального аппарата диссертант предлагает ввести в научный оборот термины «управляемое развитие», «предсказуемое развитие», которые в большей степени отражают существо процессов, происходящих внутри такой динамической целостности, как общество. По мнению, автора, устойчивое развитие – это принцип, выражающий динамическое равновесие противоположных сил и тенденций, сбалансированность и гармонию, упорядоченность общественных отношений и отношений людей к природному окружению.  При этом приближение к идеалу экологической и социальной гармонии реально не достижимо, но вместе с тем, служит стратегическим ориентиром, как нравственный идеал, к которому надо стремиться. Таким образом, устойчивое развитие – цивилизационный императив, а задачей общества является поиск методов противостояния дегуманизации человека и обеспечение трех важнейших условий развития общества – динамичность, предсказуемость, безопасность.

Исходя из имеющихся данных, автор заключает, что в большей части работ, посвященных проблеме устойчивого развития, в основном рассматриваются экологические вопросы, безопасное развитие целостности «общество – человек – природа». По мнению автора, устойчивое развитие принадлежит к числу общегосударственных вопросов, при решений которых неизбежно приходится разрешать противоречия, возникающие на социально-групповом и индивидуальном уровнях при внешнем воздействии. В диссертации приводится авторская разработка матрицы уровней (индивидуальный, социально-групповой, региональный, государственный, международный) и потребностей (в зависимости от пола, возраста, расы, национальности, профессии и по принадлежности – семейной, территориальной, региональной, государственной), в которой отражен баланс социально-групповых и индивидуальных интересов.

Кроме того, представляется целесообразным концепцию устойчивого развития российского общества транспонировать на поиск национальной идеи, которая определена через триаду: духовность, державность, справедливость. Как было доказано в диссертации, реформирование гражданского общества испытывает кризис идентификации, кризис самосознания, т.е. кризис мировоззрения, выходом из которого является поиск новых гуманистических ориентиров, способных консолидировать общество.

С утратой рычагов нравственного воздействия на личность, представляется чрезвычайно сложным одновременное достижение свободного выбора человека и нравственного направления этого выбора. По нашему мнению,   язык нравственных норм понятен каждому, но для поддержания уровня нравственности в обществе необходимо создавать условия накопления социального капитала.  В диссертации отмечается, что первоисточником возникновения социально-политических конфликтов является кризис  нравственно-ценностной  сферы человека, или другими словами, отсутствие социального капитала как ресурса, который может быть использован акторами для достижения управляемого развития. Суть социального капитала заключается  в контактах и активизации связей между людьми, благодаря которым создается общественное богатство.

Категориальный аппарат категории социального капитала  находится в стадии формирования и использования научных разработок таких авторов, как А. Портеса, П. Бурдье Ф. Фукуямы[6]. Социальный капитал – это формальные и неформальные нормы, ценности, которые делают возможными коллективные, управляемые, предсказуемые  действия людей в группах. Очевидно, что социальный капитал требует вложения экономических и культурных ресурсов и именно это утверждение делает понятие социального капитала и социального партнерства близкими и взаимозависимыми.

В диссертации также утверждается, что основной  функцией социального капитала в системе социально-политического  взаимодействия является обеспечение доступа субъектов к разнообразным по типу благам и ценностям, что обусловливает снижение уровня социальной напряженности. Основными компонентами социального капитала являются: социальные связи, социальные нормы, доверие и подкрепляющие его санкции; права, взаимные ценностные ориентации. Главное, на чем следует сделать акцент, это то, что социальный капитал аккумулируется и воспроизводится на уровне социальных сетей и групп, в которых поведение индивидов мотивировано не только индивидуальным рациональным выбором. Воспроизводство социального капитала на социетальном уровне определяется способностью социальных институтов стимулировать кооперацию и генерализованное доверие; социальный  капитал заключен в системе отношений, связывающих многих субъектов; он доступен индивиду до тех пор, пока тот остается субъектом таких отношений. В диссертации сделан акцент на  широкое толкование термина – социальный капитал, включающий нормы, отношения и социальные сети; продуктом которого является социальная сплоченность как фактор разрешения конфликтов в обществе.

Автором разработан методологический подход к  определению индекса социального капитала. Модель, отражающая качество социального капитала в России, включает десять факторов-параметров (коммуникации, культура, гражданская активность, политическая активность, семейные узы, занятость, социальная защита, здоровье, образование, преступность) и показатели, (от шести до шестнадцати) по каждому из факторов. Данная модель позволяет вести сравнительный анализ развития регионов, диагностировать и прогнозировать конфликты на стадии возникновения противоречий. Кроме того, механизмы формирования социального капитала выступают в обществе в качестве специализированных  инструментов оптимальной организации социально-политического  взаимодействия не только отдельных представителей общества или социальных, национальных, этнических групп между собой, но и на уровне взаимодействия гражданского общества и государства, т.е. на макроуровне. В России в наибольшей степени востребованы именно механизмы формирования социального доверия на региональном уровне, которые позволяют так согласовывать интересы различных социальных групп и слоев, чтобы минимизировать потери для общества.

В диссертации отмечается, что модель устойчивого развития распространяется на разные структурные уровни: глобальный, национальный, региональный и локальный, при этом, наиболее сложным является региональный уровень. Автор выделяет, во-первых, четыре направления перехода к управляемому развитию по каждому из указанных уровней (сохранение естественных экосистем; стабилизация численности населения; экологизация производства; рационализация потребления), во вторых, четыре принципа социоресурсного развития (обеспечение режима простого воспроизводства для возобновляемых природных ресурсов; обеспечение  максимально возможного за­медления темпов исчерпания невозобновимых природных ресурсов с перспективой замены их альтернативными источниками; минимизация количества отходов путем разработки безотходных и малоотходных производств; стабилизация степени загрязнения окружающей среды на социально допустимом уровне). Представляется, что признание этих принципов автоматически переводит приро­доохранную деятельность из категории экономически убыточных в категорию рыночно-хозяйственного инструмента, создающего за­интересованность в создании нравственной концепции  окружающей среды.

Экологические конфликты в контексте диссертационного исследования позиционируются как социальные, так как их сущностные черты и механизм развития характерны для любого социального конфликта. Специфика заключается в своеобразии предмета, причин, процессов возникновения, развития и разрешения, последствий. Экологические конфликты как социальный феномен требуют правового регулирования со стороны государства, а также межрегиональной унификации экологических стандартов как средства их предупреждения и профилактики.

По мнению автора, для определения методики распознавания, оценки, способов регулирования экологических конфликтов необходимо выявить их специфические черты – имманентность обществу; социальность, общественная природа и значимость; гносеологические трудности в принятии оптимального решения; ограниченность знаний человечества.

Обращается внимание на два вида глобальных проблем: природного и социоприродного происхождения. С точки зрения автора социоприродная система – это органически целостная, сложная система связей и отношений между людьми, социальными, историческими и этническими общностями, возникающими в процессе производства и воспроизводства непосредственно жизни. Нарушение этой целостности создает угрозу существованию общества, следовательно, устойчивое развитие, например, региона – это его стабильное развитие в течение длительного времени в экономической, политической, духовной, природной сферах.

Автор предлагает основные принципы межрегионального взаимодействия в рамках модели устойчивого (управляемого) развития и предупреждения возможных конфликтов: а) регион как объект управляемого развития есть сложная природно-хозяйственная и социоресурсная система; б) сбалансированность развития экономической, политической, духовной, природной сферах; в) учет количественных и качественных характеристик развития; г) охват длительных периодов – пятилетие, десятилетие и т.д. Важнейшим, по мнению автора, является то, что в модели устойчивого развития главное внимание должно уделяться вопросам качества и развития, которые могут быть определены через соответствующие стандарты, показатели, критерии, индексы и так далее.

В диссертации вводится понятие «экономическое качество регионального развития» как способность региона за счет собственных ресурсов, в том числе - собственного демографического потенциала и социальной инфраструктуры, производить такой валовой внутренний продукт, который длительное время может обеспечить высокие уровни потребления и накопления в регионе, стабильную численность населения, тем самым поддерживая достигнутый уровень экономической и социальной стабильности. Кроме того, представлены алгоритмы расчетов индексов регионального развития в различных сферах и модель с использованием индексов, которые отражают изменения показателей, характеризующих состояние социальной сферы.

Критериями оценки управляемого развития, по мнению автора, являются показатели, характеризующие качество регионального развития, – индексы экономического, политического, духовного, экономического качеств регионального развития, а также стандарты. При этом отмечается, что нормативно-правовая унификация стандартов уровня жизни – необходимый социальный императив, поэтому таким стандартам должен быть придан наивысший приоритет и они должны быть доведены до сведения каждого человека.

Для целей устойчивого развития региона большое значение имеет оценка динамики социоресурсной системы в целом: потенциал природных ресурсов, человеческих ресурсов, наличие эффективных социальных сетей с характеристиками национального и конфессионального взаимодействия.

Природно-ресурсный баланс территориальной системы в диссертации представлен в виде следующей матричной модели: «Чем меньше изменение природно-ресурсного и социоресурсного потенциала региона при прочих равных условиях, тем более устойчивым является региональное развитие». Ограничениями устойчивого развития и основаниями для роста социально-политической напряженности являются существенное и стабильное снижение качеств регионального развития, а также устойчивое снижение природно-ресурсного потенциала региона. На основе расчетов автор выделяет ограничения и интервалы устойчивого развития региона, а также прогнозы снижения качества жизни населения в регионе и динамики накопления протестного потенциала. Элементами механизма социально-экологической политики, направленными на разрешение противоречий в фазе их возникновения, являются государственные социальные стандарты, то есть те «социальные нормы и нормативы, которые обеспечивают реализацию гарантированных Конституцией социальных прав граждан и одновременно служат ориентирами в реализации социальной и экономической политики в регионах»[7].

При рассмотрении особенностей национальной экономики с учетом разрешения противоречий и распределения ресурсов по секторам –производственному, сектору НИОКР, сектору образования, экологическому, политическому, экономическому, духовному секторам – в диссертации разработана модель развития национальной экономики и алгоритмизация указанных процессов.

В авторской разработке модели отражена специфическая черта экологических проблем, а именно их социальность, общественно-политическая природа и значимость. В сущности, если один участник взаимодействия с окружающей средой на территории оказывается в выигрыше, то это не может оказаться проигрышем для другого участника, и наоборот – если он окажется в экологическом проигрыше, то в проигрыше окажутся и все остальные. Отсюда следует, что любое нанесение ущерба окружающей среде неизбежно задевает интересы третьих лиц. Подход к отрицательному экологическому воздействию на окружающую среду как к социальной реальности неизбежно ставит задачу распознавания экологических и социальных рисков, их описания, будь то в теоретически обобщенной или эмпирической форме.

При рассмотрении механизмов диагностики, предупреждения и локализации конфликтов автор обосновывает целесообразность использования социального аудита и, в частности, внедрения социально-экологического аудита. В контексте диссертационного исследования социально-экологический аудит определен как инструмент социального партнерства, позволяющий осуществить полноправный диалог между социальными партнерами на основе достоверных результатов независимого и прозрачного аудиторского обследования на соответствие соблюдения экологического законодательства и социальных стандартов. Стороны социально-трудовых отношений заинтересованы в минимизации экополитических рисков и экологических конфликтов, поскольку их последствия изменяют достигнутое качество жизни населения. Прогнозирование экологических рисков на ранних стадиях, исходя из данных аудита, всегда требует гораздо меньших затрат с точки зрения расходования финансовых средств и задействования человеческих ресурсов, чем процедура устранения их последствий.   

В ЗАКЛЮЧЕНИИ диссертации подводятся итоги исследования, в обобщенном виде формулируются основные выводы, рекомендации и предложения, направленные на осуществление дальнейшей теоретической разработки конфликтологии, а также практическую реализацию идей, разработанных в диссертации.


 

[1] Степанов Е.И. Отечественная конфликтология: современное состояние и задачи//Современная конфликтология в контексте культуры мира (Материалы 1 Межд. Конгресса конфликтологов)/под ред. Е.И. Степанова. – М. : Эдиториал УРСС, 2001. С. 8.

[2] При ее формировании используются знания о конфликте, накопленные в рамках шестнадцати наук, являющиеся фактически отраслями конфликтологии: военные, политические, исторические науки, педагогика, философия, социология, правоведение, социобиология, математика, искусствоведение. / Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. СПб.: Питер, 2007. – С. 32; Шеллинг Т. Стратегия конфликта / Томас Шеллинг; пер с англ. Т. Даниловой под ред. Ю. Кузнецова, К. Сонина. – М. : ИРИСЭН, 2007. – С.7– 28; Дарендорф р. Современ­ные социальные конфликты. Очерк политической свободы. – РОССПЭН, 2002; Galtung JStrukturelle Gewalt. Beitrage zur Friedensund Konfliktsforschung. Reinbek bei Hamburg. 1975;  Зиммель Г. Избранное. Созерцание жизни– Т.2. – М. , 1996.; Козер Л.  Функции социального конфликта. – М., 2000;  Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют? – СПб., 2005; Штомпка П. Социология социальных изменений. Разд. 20. Революция – пик социальных изменений. – М., 1996; Крисберг Л. Миро-созидание, миро-сохранение и разрешение конфликтов // Социс. – 1990. -№ 11; Абловацкая Н.В. Современные американские социологические теории социального конфликта: автореф. диссерт. к.с.н. –  Минск, 1994;  Васильева Е.И. Концептуальный анализ социального конфликта в современной американской социологии (1950–1990 годы): автореф. диссерт. к.с.н.. – М., 1996.

 [3] Дмитриев А.В. Исследовательская парадигма конфликта//Современная конфликтология в контексте культуры мира (Материалы 1 Межд. Конгр. Конфликтологов)/под ред Степанова Е.И. – М. : Эдиториал УРРС, 2001. С. 18. Гидденс Э. Устроение общества. – М. : Академ. Проект, 2005; Социоанализ Пьера Бурдье/Альманах Российско-французского центра социологии и философии ИС РАН. — М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001. — 228 с; Волков В.В. О концепции практик в социальных науках // Социологические чтения. Вып. 2//Под ред Е.Даниловой. -М., ИС РАН;1997. Флигстайн Н. Поля, власть и социальный талант: критический анализ теорий нового институционализма//Доклад ,03.1999 г. – М., ИС РАН, 1999; Дмитриев А.В. Социальный конфликт: общее и особенное.- М.: Гардарики, 2002.- С.433– 483; Дмитриев А.В. Конфликтология. М. : Альфа-М, 2003. – С. 5– 45

[4] Глазл Ф. Конфликт-менеджмент: настольная книга руковоителя и консультанта. – Калуга. : Духовное познание, 2002. – С.51.

[5] Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780г. – СПб.: Питер, 1998. С. 18– 20.

[6] Portes, A. Social Capital: Its Origins and Applications in Modern Sociology // Annual Review of Sociology. – 1998. Vol. 24. –            P. 1–24;  Фукуяма Ф. Социальный капитал // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. – М., 2002; Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология (электронный журнал). – 2002. Т.3. – № 5. – С. 60–74.

[7] Гриценко Н.Н. Концепция социального государства Российской Федерации// Уровннь жизни населения России. 2005. -  № 8 – 9. – С. 29.